Храп в гардеробной внезапно утих, и мы с Этэль торопливо изобразили из себя спящих, вслушиваясь в доносившееся издалека пение.

– «А не спешите нас хоронить, – пели стены Замка, – а у нас ещё есть дела. У нас дома детей мал-мала, да и просто хотелось пожить». ((с) Чайф)

– Хр-р-р, – аккомпанементом донеслось из гардеробной, и я, приоткрыв один глаз, спросила:

– А что расследование? Ваш король ведь так это не оставит?

– Не оставит, – невесело улыбнулась Этэль. – Но мне кажется, виновного поймают.

И его действительно не нашли. Не то чтобы Ромка отчитывался мне о ходе расследования, наивно полагая, что мы с его женой пребываем в счастливом неведении относительно смерти Георга и самоубийства Смотрителя Оракула (на утро после эпической битвы вампир благополучно забыл о том, что успел всё выболтать), но уж Этэль-то, с которой мы временами по пять раз в день созванивались – благо, у меня теперь было целых две «Фантазии» к диспозиции: рабочий и личный аппарат, – обязательно бы поставила меня в известность.

Но всё это было так давно… Целых четыре года прошло – страшно представить! Ох, как летит время… Кажется, вчера ещё я жила с папой и мамой, бегала на пары, проводила выходные в резиденции Мотькиных родителей и…

И настроение из лирически-воспоминательного снова резко скатилось в минусовую часть оси координат, потому что все эти воспоминания были неотрывно связаны с Костриком.

Проклятье!

Я воззрилась на облачённого в чёрное спортивное трико и галстук-бабочку на голую шею Матеуша и, грустно вздохнув, оповестила:

– Извини, друг, но на дракона, да ещё солиста группы «Лужёное горло», ты не тянешь…

– Ты сама просила одеться попридурошнее, – обиделся наш техник, намалевавший жирные чёрные стрелки вокруг глаз и, надеюсь что не гуталином, выкрасивший волосы в соответствующий цвет.

Я вздохнула.

Мой косяк. Всё же концерт в Эльгении – это вам не хухры-мухры! К этому надо было подойти с умом и фантазией. А я, когда слышала в одном предложении все эти три слова, ну, эти: ум, фантазия и концерт, отчего-то сразу вспоминала про любимую музыкальную группу деда Шурки «Dschinghis Khan».

– Солнце, без обид. Но сейчас ты больше на героя фильма «Три ниндзя» похож, чем на солиста группы «Чингисхан».

Матеуш засопел и отвернулся.

– Не нравится, сама можешь пойти и выступить, – проворчал обиженно.

С другой стороны, на фоне кругленького Алекса, одного из работников нашей кухни, который вызвался играть роль вампира, может, всё и прокатит… Должно прокатить. В конце концов, не показывать же праздным зевакам истинных виновников… хм… торжества! Да за такое меня даже Макс по головке не погладил бы, а Кострик и вовсе, если бы довелось узнать о подставе, эту самую головку мне с плеч скрутил бы.

– Да мне всё нравится, Мати, правда! И костюм, и декорации, и освещение… И я помню, что с Замком в такие ночи работать очень сложно, но ты реально молодец. Спасибо. Только, может, давай нарисуем тебе какую-нибудь татуху. Цветными фломиками. Ты как?

– Себика попрошу, – проворчал техник, – пусть мне чёрного ворона нарисует на грудь.

– И снизу подпись: «In vino veritas», – подхватила я, и мы рассмеялись.

Смешно, но старожилы отеля уверяли, будто раньше Замок таких концертов не устраивал. Бывало, Макс напивался. Бывало, что и спать оставался в винном погребе, но ни стены, ни водопроводные трубы, ни камины, ни ступеньки бесконечных лестничных пролётов «Мерцающего» никогда не издавали никаких музыкальных звуков. А тут вдруг…

Признаюсь честно, когда стены запели в третий раз, я, наплевав на субординацию, ввалилась в покои пьяно дрыхнущего шефа и, безжалостно растолкав его, потребовала ответов.

– Макс! Ёлки-палки! – ругалась я. – В Замке снова поют стены! Ты можешь мне объяснить, что происходит? Как нам быть?

– Интересно девки пляшут! – хмыкал Макс. – Поют стены, а с пристрастием допрашивают меня! Ик… Они поют, с неё и спрашивай.

– С кого?

– С Сущности, – промямлил он, падая навзничь. – Химера, мать её за ногу… Ох, Варвара. Водички старику не принесёшь? И тазик…

Наутро старик, само собой, ничего не помнил, но зато я в ту ночь узнала о том, что Замок совсем не то, чем кажется с первого взгляда. У него есть некая Сущность и, судя по всему, он вообще Химера.

– И купола на спину, – отсмеявшись, объявил Матеуш. – Хотя в полумраке Эльгении никто всё равно ни хрена не увидит.

Но зрители всё равно остались довольны. И репертуаром, и невероятным и невозможно фантастическим видом солистов, и фейерверком, который мы для них устроили на Западной – та которая над пропастью – стене.

В общем, всё понравилось всем. По-моему, даже экскурсовод забыл о том, что мы на самом деле не в Эльгении. Так что в кровать я ложилась с улыбкой на губах и заводя будильник на восемь тридцать утра.

Наивная я надеялась выспаться этой ночью. Ха-ха три раза! Едва стены, которые четыре часа кряду пели исключительно диско, наконец-то заткнулись, и ещё до того, как стон блаженства, успевший сорваться с моих уст, утих, в двери моих покоев постучали.

– Чтоб. Вам. Всем. Сдохнуть, – выдала я, садясь на постели.

– Варьчонок, это я! – послышалось из коридора. – Прости, пожалуйста, не смог удержаться.

Рывком вскочив с кровати, я в полтора прыжка преодолела расстояние до двери и распахнула её, прорычав:

– Какого пьяного дракона!

– Тш! Не сглазь! – прошипел Ромка, испуганно округлив глаза. – Ещё и вправду проснётся…

Выглядел он неважно: гораздо бледнее обычного, глаза красные, на правой щеке след от подушки, на рубашке пятно, о происхождении которого я совершенно точно не хочу знать, а уж запах-то, запах…

Одним словом, забулдыга Степан Семёнович, а не герцог Сафф.

– Я уже боялся, что меня во второй раз в жизни кто-то перепьёт, но, как говорится, гены пальцем не заткнёшь и все такое… Они точно родственники! Святая ночь мне в свидетели. Только у молодого опыту покамест поменьше будет…

Ромка счастливо ухмыльнулся, а я устало провела ладонью по глазам и шагнула внутрь, впуская его светлость в покои и недовольно ворча при этом:

– Так это ты Кострику тест-драйв, что ли, устроил?

– Кому?

Герцог вошёл не один, а со здоровенным альбомом подмышкой, бутылкой розового шампанского и тортиком в прозрачной пластиковой коробке, которую он держал в свободной руке.

– Не важно. Боссу моему новому. Торт где взял, пьяница? Студентов своих в город засылал?

Я приняла из его рук сначала ценный сладкий трофей, водрузила его на стеклянный журнальный столик, потом альбом с фотографиями и уже после этого осторожно и торжественно приняла из бледных прохладных рук бутылку вина.

– Спятила? –