В семь утра она встала, не в силах больше находиться в кровати. Напекла блинов, красиво накрыла стол, заставив его плошками с различным вареньем, медом и сметаной. Заварила чай со свежими смородиновыми листьями, в задумчивости выпила весь чайник и слопала почти все блины. Спохватилась, ужаснулась, снова навела тесто и встала к плите. К девяти утра, когда на втором этаже застучали по деревянному полу пятки сыновей, стол был накрыт заново.

– О, блины, здорово! – восхитился Антошка, хватая блин и засовывая его прямо в вазочку с клубничным вареньем.

– Умойся сходи, охламон! – запротестовала Лера. – И сядь за стол, не хватай на бегу. Не говоря уж о том, что это общая плошка, не для тебя одного поставленная, и макать в нее свой блин неприлично.

– Зато вкусно, – парировал сын и умчался в сторону ванной комнаты, на ходу засовывая в рот истекающий вареньем блин. – Лера покачала головой.

Спустилась сверху свежая, явно выспавшаяся Алена. Лера даже на долю секунды ей позавидовала. Предстоящие приключения, а также азарт поиска сокровищ никак не сказывались на ее способности засыпать, едва коснувшись головой подушки. Преимущества юности были налицо, и Лера вдруг впервые в жизни почувствовала себя, нет, не старой, но уже очень и очень пожившей.

– Мы когда в усадьбу? – строго спросила Алена, чинно садясь за стол, накладывая себе на тарелку два блинчика и поливая их сгущенкой. Чай она налила в чашку, которую поставила рядом, и Лера вдруг подивилась основательности, с которой эта юная леди подчиняла своим интересам жизнь вокруг. Ее отец был таким же неторопливым и обстоятельным. Он точно так же разложил бы у себя на тарелке блины, подобрав к ним топинг по вкусу, заранее налил чай, чтобы остыл, и только после этого приступил бы к еде. Ни за что бы не стал хватать, как Антошка.

– Сейчас позавтракаем, я посуду помою, суп в печь поставлю, и пойдем, – ответила Лера. – Там все равно до десяти часов никого нет. Мама в отъезде, эта ее Марина точно раньше не придет.

– Она противная, – вдруг сказала Алена.

– Кто? – Лера непонимающе посмотрела на нее.

– Марина эта. Ненастоящая какая-то. На Татьяну Ивановну смотрит заискивающе, глаза в пол опустит и со всем соглашается. Но это все неправда. Она Татьяну Ивановну не любит. Просто терпеть не может.

– Да ты-то откуда знаешь? – удивилась Лера. – Хотя мне эта Марина тоже не нравится. Все эти ее юбки в пол, коса до попы. Ненатурально как-то.

– Вот-вот, – Алена кивнула. – Я знаю, потому что наблюдательная. Она, когда думает, что на нее никто не смотрит, маску с лица снимает. И лицо у нее тогда выражает чуть ли не ненависть.

– А ты подсматриваешь, значит? И давно ты лица научилась читать?

– Ну, положим, подсматривала я не специально, так получилось. А такое выражение лица трудно не понять. На ней все совершенно открыто написано. Кстати, я в этом кое-чего понимаю, после школы на психолога собиралась пойти.

– А теперь что, рассобиралась?

– А теперь думаю, что либо на психолога, либо на искусствоведа. Мне очень нравится, чем ваша мама занимается. Интересно это – всю жизнь разгадывать тайны прошлого, которые заключены в культурных артефактах.

– Ух ты, узнаю мамино влияние! – Лера засмеялась. – Если ты мне поможешь быстренько убрать со стола, то я суп в печь поставлю. И пойдем.

Несмотря на то что домик Татьяны Ивановны был полностью подключен ко всем благам цивилизации – имелись в нем и канализация, и водопровод, и газ, и электричество, – при строительстве она настояла на том, чтобы в кухне была выложена настоящая русская печь, причем не декоративная, а действующая. Зимой Татьяна Ивановна топила ту ее часть, которая большим теплым боком выходила в гостиную. А летом – только кухонную, располагающуюся под двумя конфорками. И сама Татьяна Ивановна, и Лера предпочитали готовить именно на печи, искренне убежденные в том, что еда в ней получается не в пример вкуснее и полезнее, чем на газу.

Вот и сейчас, быстро покрошив все необходимые ингредиенты, Лера поставила кастрюлю на конфорку, исходящую теплом от протопленной с утра печи, накрыла крышкой, поменяла сарафан на удобные джинсы, уже привычным жестом погладила еще совершенно незаметный живот и, натянув полотняные тапочки, крикнула Алене, что готова.

– А вы куда? – лениво поинтересовался Степка, возившийся на крыльце с удочками.

– Мы с Аленой в усадьбу сходим, – ответила Лера. – Нам там надо вместо бабушки кое-что сделать. Мы скоро вернемся, так что не надейтесь, что успеете с Антоном что-нибудь натворить.

– Мы и не собирались ничего творить, – пробурчал сын. – Мы на рыбалку идем. Нас бабушкин сосед дядя Коля обещал с собой на лодке взять. А вот это ваше постоянное недоверие очень обижает.

Лера засмеялась. Маминого соседа она знала и полностью ему доверяла. Мужик он был основательный и непьющий, так что дети в его компании оказывались в полной безопасности. Можно было не беспокоиться о непоседливых пацанах хоть какое-то время и полностью сосредоточиться на том, что происходит в усадьбе.

Естественно, неприятная Марина была первой, кого они встретили, когда подошли к крыльцу барского дома.

– А Татьяны Ивановны нет, – хмуро сказала она.

– В курсе, – довольно невежливо откликнулась Лера. – Мама Алене поручение дала, а я вместе с ней пришла. Я ж люблю в музее бывать, ты знаешь.

– Да, конечно, – в глазах Марины мелькнул какой-то непонятный всполох и тут же потух. Она вежливо улыбнулась и приглашающе показала на дверь: – Ты же тут чувствуешь себя как дома, правда, Лерочка? Еще бы, ты же тут выросла. Так что располагайтесь, я не буду вам мешать.

В ее голосе, манере, да и в самих словах таился какой-то двойной, причем неприятный смысл, но зависать над этим Лера не стала. До Марины ей не было никакого дела. Вместе с Аленой она проследовала в мамин кабинет и наугад открыла одну из лежащих на столе книг. С трудом дождавшись, пока стихнут Маринины шаги, Лера на цыпочках подошла к двери и приотворила ее. В длинном коридоре никого не было.

– Пошли в столовую, – шепнула она Алене, – только тихо.

Крадучись, они добрались до столовой, нырнули в открытую дверь и шмыгнули за печку. Уличный свет из настежь распахнутых окон проникал сюда с трудом, поэтому, став на коленки, Лера не сразу увидела рисунок, на который показала Алена. Посредине широкой половицы действительно была накорябана раковина. Причем половица эта была гораздо шире всех остальных и вполне могла служить крышкой узкого лаза, способного, тем не менее, пропустить в себя человека.

– Если мы сейчас попробуем ее открыть, нас застукают, – полушепотом заметила Лера. – Причем тут нож нужен или долото. И фонарик, ведь внизу темно. Я про это не подумала.

– Я подумала, – спокойно пожала плечами Алена. – У меня дома и фонарик есть, и веревка длинная, и стамеску я нашла, чтобы половицу приподнять, но мы действительно сейчас не можем туда залезть, не привлекая внимания. Я просто хотела вам показать, чтобы вы удостоверились, что я ничего не придумала. А чтобы спуститься туда, нам с вами придется сюда вернуться ночью.