– Господи помилуй, Хорри, что еще я упустил из виду? – в шутливом отчаянии осведомился Летбридж.

Она очаровательно улыбнулась, так что на щеках у нее показались ямочки.

– Знаете, Р‑Роберт, нынешний вечер станет для меня самым запоминающимся, если мы с вами сыграем в карты!

– Ах, негодница! – негромко произнес Летбридж. – Вы шокируете джентльмена в соседней кабинке, дорогая.

Горация не обратила никакого внимания на его слова, лишь заметила мимоходом, что готова поставить десять к одному на то, что мужчина им не знаком.

– Р‑Роберт, признайтесь, вы же н‑не любите т‑танцевать! А я хочу испытать на в‑вас свое умение.

– Вы чересчур честолюбивы, Хорри, – поддразнил он ее. – Я играл в карты, когда вы еще вышивали гладью. И я готов биться об заклад, что играл лучше, чем вы вышивали.

– Да, мою вышивку в‑всегда заканчивала Л‑Лиззи, – признала Горация. – Но я играю в к‑карты намного лучше, чем вышиваю, уверяю вас. Р‑Роберт, ну пожалуйста!

– Неужели вы полагаете, что я способен ободрать как липку столь невинную овечку, как вы? – поинтересовался он. – У меня не настолько жестокое сердце.

Она воинственно задрала подбородок.

– Вполне в‑возможно, это я обдеру вас как липку, сэр! – заявила она.

– Вероятно, что и так, но только в том случае, если я поддамся вам, – улыбнулся он. – Что я и должен буду сделать, вне всякого сомнения.

– П‑позволите мне в‑выиграть? – с негодованием переспросила Горация. – Я уже не р‑ребенок, сэр! Если я играю, то играю п‑по-настоящему.

– Очень хорошо, – неожиданно согласился Летбридж. – Я сыграю с вами – по-настоящему.

Она радостно захлопала в ладоши, отчего мужчина в соседней кабинке оглянулся на них.

– П‑правда?

– В пикет – на определенных условиях, – сказал Летбридж.

– Ну р‑разумеется. Я ничуть не возражаю п‑против того, чтобы сыграть по высоким с‑ставкам.

– Мы будем играть не на деньги, дорогая моя, – сообщил ей Летбридж, допивая шампанское.

Она нахмурилась.

– Р‑Рулу не нравится, когда я ставлю на кон драгоценности, – сказала она.

– Боже упаси! Мы сыграем на кое-что подороже.

– Как интересно! – воскликнула Горация. – На что же?

– На прядь – одну драгоценную прядь ваших волос, Хорри, – сказал Летбридж.

Она невольно отпрянула.

– Это глупо, – заявила она. – К‑кроме того, я не могу.

– Так я и думал, – сообщил он. – Прошу прощения, дорогая, но вы сами видите, что вам еще далеко до настоящего игрока.

Горация покраснела.

– Неправда! – заявила она. – Я – игрок! Вот только играть на п‑прядь волос я не могу! Это глупо, и я не стану этого делать. Кроме того, что вы готовы п‑поставить взамен?

Он сунул руку под шейный платок с брабантским кружевом и вытащил очень необычную заколку, которую носил почти всегда. Это была крошечная золотая фигурка Афины со щитом и совой старинного литья. Он положил ее на ладонь и показал Горации.

– Вот уже многие годы она передается в моей семье из поколения в поколение, – сказал он. – Я поставлю ее против пряди ваших волос.

– Это какая-то фамильная ценность? – поинтересовалась она, касаясь заколки кончиками пальцев.

– Почти, – сказал он. – С ней связано красивое предание, и никто из Летбриджей никогда не расставался с нею.

– Вы и вправду готовы п‑поставить ее? – удивленно спросила Горация.

Барон вновь заколол ею шейный платок.

– Против пряди ваших волос – да, – ответил он. – Потому что я – игрок.

– Вы не п‑посмеете утверждать, что я испугалась! – заявила Горация. – Я сыграю с вами на прядь своих волос! И чтобы п‑показать вам, что я настроена с‑серьезно… – Сунув руку в ридикюль, она принялась рыться в нем. – Вот! – Девушка показала ему маленькие ножницы.

Он рассмеялся:

– Как удачно, Хорри!

Она спрятала ножницы обратно в ридикюль.

– Вы п‑пока еще не выиграли, сэр.

– Правильно, – согласился он. – До победы в трех партиях?

– Д‑договорились! – сказала Горация. – Играй или п‑плати! Я уже п‑покончила с ужином и теперь х‑хочу играть.

– Ради бога, – поклонился Летбридж и встал из‑за стола, предлагая ей руку.

Она оперлась на нее, и, выйдя из кабинки, они стали пробираться сквозь толпу, запрудившую свободное пространство, отделявшее их от главного павильона. Горация поинтересовалась со своим характерным заиканием:

– Где мы будем играть, Р‑Роберт? Только не в п‑переполненной игорной зале! Это б‑будет неприлично.

Высокая женщина в яблочно-зеленом домино повернула голову и уставилась вслед Горации, приоткрыв от удивления рот.

– Разумеется, нет, – согласился Летбридж. – Мы сыграем в маленькой комнатке, которая вам так понравилась. Ее дверь выходит на террасу.

Женщина в зеленом домино застыла на месте, то ли от удивления, то ли в раздумьях, и пришла в себя только после того, как чей-то извиняющийся голос пробормотал:

– Прошу прощения, мадам.

Она повернулась и, обнаружив, что загораживает дорогу высокой фигуре в черном домино, быстро отступила в сторону, бормоча извинения.

Хотя из разных уголков сада доносилась музыка, скрипачи в бальной зале решили сделать перерыв. В павильоне было почти пусто, поскольку ужин еще не закончился. Горация пересекла большую комнату, опираясь на руку Летбриджа, и уже собралась выйти на залитую лунным светом террасу, когда столкнулась с кем-то шедшим ей навстречу. Это был тот самый мужчина в черном маскарадном костюме, который, очевидно, поднялся из сада по ступенькам террасы. Оба отпрянули почти одновременно, но каким-то необъяснимым образом мужчина ухитрился наступить на край кружевного чехла под платьем Горации. Раздался громкий треск, за которым последовало восклицание Горации и покаянные извинения мужчины.

– Тысяча извинений, мадам! Умоляю простить меня! У меня и в мыслях не было… Не представляю, как я мог быть настолько неловок!

– Ничего страшного, сэр, – холодно обронила Горация, приподнимая юбку одной рукой и выходя через высокое венецианское окно на террасу.

Мужчина в черном домино отступил в сторону, пропуская Летбриджа, и, вновь рассыпавшись в извинениях, удалился в бальную залу.

– К‑какая досада! – сказала Горация, глядя на безнадежно оторванные оборки. – Теперь мне придется заколоть их булавками. Платье испорчено.