В общем, я так изумился, что плюнул. Не бороться же с девушкой?

В следующих состязаниях, когда без меня было не обойтись — как, например, в скоростной сортировке цветных геометрических фигур или складывании голографического трехмерного паззла, — я помогал. Где мое участие было некритичным, бездействовал, решив, что это на пользу команде. Хотелось, чтобы тест группы побыстрее закончился, тогда я думать забуду о Минке и Келли, но финальным заданием была сложная трехсторонняя игра с нулевой суммой. Естественно, парочка первым делом выпилила из партии меня, объединившись, и только потом схватилась между собой.

Групповые тесты наша тройка закончила на предпоследнем месте, а штрафы за вылет в последней игре перекрыли мою долю очков, так что я даже ушел в небольшой минус. Зато удивил Уэсли — он захватил лидерство и уверенно довел свою команду до тройки призеров.

Когда мы перешли к заключительным тестам дня — психологическим, на моем счету было всего семьсот тридцать пять очков.

Общение со служащим Центра оценки происходило в маленькой комнатке, где умещался лишь небольшой стол и пара стульев. Проверяющий располагался в удобном кресле с мягкой обшивкой и кожаными подлокотниками, мне же достался твердый стул с невысокой спинкой, сидеть на котором было сущим мучением.

— Претендент на гражданство Шеппард, я буду называть вас коротко — претендент, для того чтобы не затягивать интервью, — предупредил служащий. Как и все коллеги, был он каким-то безликим, а голобейдж не содержал имени. — Претендент, кем вы себя считаете больше — тинейджером Алексом Шеппардом или предвестником Скифом?

— Зависит от того, где…

— Пожалуйста, отвечайте на вопросы прямо и однозначно, — перебил психолог.

— Алексом Шеппардом.

— Претендент, хочу напомнить, что в психологическом тестировании нет правильных или неправильных ответов. Все они лишь дополнительные мазки к общему портрету вашей личности. Лишь видя полную картину, гражданская комиссия сможет принять наиболее справедливое решение. Вам это понятно?

— Да.

— Хорошо. Тогда перейдем к вопросам. В предыдущем блоке тестирования в разговоре с другим членом команды, претендентом на гражданство Минкой Хегазу, вы напомнили ему, что он, цитирую, «не в Дисе». В связи с чем вы решили это сообщить? У вас есть проблемы с восприятием реальности?

— Он назвал меня читером, а потому…

— Не юлите. Отвечайте на вопрос прямо.

— Нет. У меня нет проблем с восприятием реальности… — Я запнулся, вспомнив о «божественных озарениях» в реале. А потом весьма некстати на память пришла старуха с черными без белков глазами, привидевшаяся перед знакомством с Мореной. По спине пробежал неприятный холодок, на руках выступил холодный пот, и я с силой сжал пластмассовые подлокотники. — У меня нет проблем.

— Даже без показаний детектора я вижу, что вы лжете. Вы осознаете, где находитесь?

— В реале. В Центре оценки.

— И снова вы ответили не прямо. Я не спрашивал, где вы находитесь, я спросил, осознаете ли вы?

Что за идиотский вопрос? Я заерзал на своем неудобном стуле, который, казалось, специально такой неудобный, чтобы действовать тестируемым на нервы.

— Осознаю.

Не знаю, кто обучал этого оценщика, но его немигающий взгляд, безэмоциональный тон и манера говорить, не разжимая губ, меня пугали. Может, он и не человек вовсе, а андроид. С таким лучше держаться, как ему хочется.

— Как на вас повлияли измены матери вашему отцу? — При этом вопросе мне почудилась в его голосе ухмылка.

— Не знаю. — Кулаки сжались сами с собой, что не ускользнуло от его внимания. Кровь прилила к лицу, мне захотелось его ударить, чтобы спровоцировать хоть на какую-то эмоцию.

— Вы страдали?

— Да.

— А что вы думаете об ответных изменах отца матери?

— Ничего.

— Еще один неискренний ответ, и мы закончили, — пригрозил он.

— Он все равно всегда любил только маму.

— Значит, вы считаете, что в гетеросексуальной паре право на измену есть только у мужчины?

— Я такого не говорил.

— И тем не менее, вы страдали от поступка матери и легко восприняли измены отца. Вы понимаете, насколько ущербна ваша позиция?

Он загнал меня в угол. Что бы ни ответил, я уже по всем критериям общества очень-очень плохой человек.

— Вы неверно оценили мою позицию. — Я ожидал, что психолог снова потребует прямого ответа, но он промолчал, и я продолжил: — Мама вела себя так, что папе показалось, что у него больше нет будущего с…

— Достаточно, — оборвал оценщик и продолжил допрос: — Что бы вы сказали, если бы узнали, что ребенок в чреве вашей матери — от другого отца?

Чего он добивается? Пытается вывести меня из себя, выставить асоциальным элементом? Не будет этого.

— Сказал бы, что это невозможно, — ответил я, копируя его тон.

— И все же? Неужели вам все равно? Неужели вас не беспокоит моральный облик вашей матери? — У нашего домашнего помощника О и то голос поживее будет.

— Мне не все равно, но я не верю, что моя сестра от другого отца. Вы не знаете мою мать, — отчеканил я, не отводя взгляда.

— Я знаю вашу мать, тщательно изучал ее досье, — возразил психолог. — Претендент, вы недооцениваете важность родительского влияния. Если вам кажется, что эти вопросы не имеют отношения к вам, вы очень ошибаетесь. Это понятно?

— Да.

— Хорошо. Представьте, что ваш персонаж Скиф ликвидирован как «угроза», изгнан из Дисгардиума. Что вы сделаете первым делом, покинув капсулу?

— Лягу спать. Или напьюсь с друзьями. Буду зол. Когда оклемаюсь, подумаю, что делать дальше.

— И снова вы лжете.

— Вздохну с облегчением.

— Правильный ответ, — улыбнулся оценщик, хотя пару минут назад говорил, что в этом тесте нет правильных и неправильных ответов.

Ответив «правильно» на вопрос о том, что буду делать после ликвидации моего статуса «угрозы», я попал в колею и прекратил отвечать честно, натянув на себя личину Алекса Шеппарда — лояльного властям юноши, сотрудничающего со «Сноустормом», смотрящего на власти широко раскрытыми восторженными глазами и имеющего просто невероятную ценность для общества.

Вопросы психолога Центра оценки, казалось, существовали не для того, чтобы получить адекватный портрет моей личности, а только, чтобы поставить меня на верные — нужные им, кем бы они ни были — рельсы.

— Вы пилот гражданского шаттла, терпящего крушение. Пассажирские эвакуационные механизмы неисправны. У вас на борту две сотни человек, среди них дети. К несчастью, вы падаете на густонаселенный гражданский дистрикт — практически в самом центре города. Вы можете активировать немедленное самоуничтожение шаттла или рискнуть и попытаться посадить судно в залив, однако шанс на успешное выполнение маневра не более пятидесяти процентов. Ваши действия? Объясните, почему.