Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Охранники наверху уже поднимали страховочную веревку вместе с петлями, надеваемыми на ноги, чтобы дать возможность прыгнуть следующему.
Станислав подошел к Счастливому.
– Как ощущения? – спросил майор.
– Нормально. – Ответ был спокойный и восторга не отражал.
– Рад за тебя. Я так и думал, что ты первым прыгнешь. Все-таки у тебя хорошая подготовка.
– Да, нас хорошо обучали, – согласился старший лейтенант. – А вот у вас очевидный пробел в учебном процессе.
– В самом деле? Выкладывай… Мы готовы исправляться.
– Если бы был на краю крыши парапет, все могли бы смотреть, как летит первый. И остальным было бы проще решиться.
– А нам этого и не нужно. Мы специально убрали парапет, чтобы никто не смотрел. Если все будут смотреть, они перестанут бояться. А мы добиваемся того, чтобы курсанты перешагнули через свой страх. Это главное, что они должны извлечь из урока.
– Если с такой точки зрения рассматривать, я беру свои слова обратно. Только не слишком ли жестоко?
– Это жестко, но не жестоко. Жизнь у нас пошла жесткая. Приходится людям жесткость прививать. Без этого они не выживут. Пора уже не вторую щеку подставлять, а бить по полной программе. А что касается условий, то мы сразу предупреждали, что в игры играть ни с кем не собираемся. И каждый был готов к таким занятиям. Если кому-то кажется, что мы перебарщиваем, пусть уходит. Тебе, спецназовец, так кажется?
Наверное, майор был прав. Хотя даже для наблюдающего приземление сам прыжок может показаться страшным. А уж для того, кто не видит, это вообще прыжок в неизвестность. А неизвестность всегда страшнее всего.
– Если мне покажется, я уйду. Но все-таки вместе с миллионом. Пока у меня нет другой возможности заработать такую сумму. Будьте к этому готовы.
– Буду за тебя только рад. Если получишь первый миллион, может быть, Максимыч даст тебе возможность заработать второй. К этому тоже будь готов. Если мне память не изменяет, тебе нужно два…
– Два, – подтвердил Станислав.
Он сказал твердо и при этом опустил голову, даже слегка набычился, однако это все было рисованное, потому что внутри у него появилось радостное чувство, что он подбирается к основной цели операции и, возможно, сумеет выяснить, как и для чего используются руководством школы лучшие из курсантов.
* * *
Вторым прыгал Усольцев. После приземления чувства так переполнили его, что он сначала победно вскинув вверх руки, а когда опустил их, не полез в карман за сигаретами. Наверное, даже не подумал о том, чтобы закурить. Уже из одного этого можно было сделать вывод, что для Александра такой прыжок стал большим событием, и ему действительно было трудно перешагнуть через чувство собственного вполне естественного и непостыдного страха. Но он перешагнул и сделал это не для того, чтобы кому-то что-то доказать, а для себя, для самоутверждения. И сам оценил это больше и сильнее других.
Следом за Александром прыгнул Караваев. Вадим не рисовался, не проявлял своей радости, но глаза у него светились ярко и радостно, и можно было понять, что и ему было непросто. Следом за Вадимом прыгал рыжебородый Славик, который не захотел привязывать страховку к ногам, а привязал ее к поясу и прыгал не вниз головой, как первые прыгуны, а прямо, что называется, солдатиком. Но Славик и этим прыжком был доволен и скрыть свою улыбку не сумел.
– Почти вся гвардия отпрыгала, – сказал майор Счастливый. – Последний сейчас пойдет.
Похоже было, что майор обратил внимание на то, что первые прыгуны держатся один рядом с другим и образуют группу. В принципе никакого запрета на создание группы быть и не могло, но все же было неприятно, что это заметно. Хотя название группы гвардией тоже о чем-то говорило, но это скорее всего было следствием удачных действий в рукопашном бою старшего лейтенанта Ратилова.
Валеру готовили к прыжку, как все заметили, долго.
– Следующий что, прыгать раздумал? – непонятно кого спросил Счастливый.
Майору никто не ответил. А через несколько секунд и сам цыганистый Валера подошел к краю крыши и поднял руки. В отличие от рыжебородого Славика, Валера решил прыгать ласточкой, то есть прицепив страховку к ногам. Он прыгнул и полетел красиво. В Челубеевске была сильная школа прыгунов в воду, и многие через эту школу прошли, как и Станислав. Похоже было, что и Валера тоже когда-то прыгал, хотя сам упоминал только легкую атлетику и бег на средние дистанции. По крайней мере, координацию тела в полете он продемонстрировал. Но уже в середине полета Станислав словно почувствовал неладное. Отчего-то вдруг чаще заколотилось сердце. Он не видел ничего, но ощущение было такое, словно видел. Наверное, сработало предчувствие. Валера пролетел весь путь за секунды, но в тот момент, когда веревка выходила в натяжение и плавно перебрасывала прыгуна из прямого полета к земле в маятниковое движение, переброса не произошло, и Валера как летел со всей скоростью вниз головой, так и упал головой в щебень.
Никто слова не мог произнести, никто не мог сразу адекватно трагическим обстоятельствам среагировать. Да и как можно адекватно среагировать, если человек упал головой вниз с тридцатиметровой высоты. Результат такого падения сомнений ни у кого не вызывал. Только что совершившие свой прыжок курсанты были еще переполнены собственным восторгом, и никто даже подумать не успел, что с любым из них могло бы произойти то, что произошло с Валерой.
Первым все же пришел в себя Ратилов. И побежал к месту падения товарища, за ним – другие курсанты и два охранника фирмы «Тор». Только один Счастливый присел рядом с лебедкой и двумя руками обхватил голову. Со стороны казалось, что майор даже стонал так, будто это он прыгал и сильно ударился головой.
Курсанты остановились рядом с разбившимся Валерой. От головы после удара о щебень осталась практически одна челюсть, и никто не хотел подойти близко, то ли брезгуя разбрызганной кровью, то ли вообще из боязни смерти, даже чужой. Только один Станислав, трупов в своей жизни уже насмотревшийся и крови не брезговавший, подошел ближе, но не к голове, и даже пульс на уродливо выломанной руке нащупывать не стал. Ратилов сразу осмотрел ноги. Что случилось, почему Валера сорвался? И увидел, что у карабина выломан язычок фиксатора. Карабин был вроде бы тот же самый, с которым прыгали и Ратилов, и другие. Но тогда, на первых прыжках, язычок фиксатора был на месте. Сейчас его выломало и выбросило куда-то, оставив карабин незамкнутым. Устройство было сделано из прочной стали, выглядело мощным и крепким, способным выдержать слона, если тому вздумается прыгнуть с Килиманджаро, но язычок у карабина, помнится, был жестяным и прижимался к нему пластинчатой пружиной. Вообще-то веревка в язычок упираться и не должна бы, разве что может проскользнуть, едва коснувшись, а при проскальзывании язычок выломать никак нельзя.
По-хорошему, сюда следовало бы поставить карабин с фиксатором, закрепляющимся гайкой, как на парашюте, как у альпинистов, как на карабинах, держащих крупных охранных собак. Однако, казалось, нет причин, по которым простой карабин с незакрепленным фиксатором может не выдержать. А он не выдержал. Может быть, один шанс из тысячи отпущен на такое положение карабина, когда фиксатор может подвести. И этот шанс выпал на долю цыганистого Валеры, который так красиво летел – и не чувствовал, что летит к своей смерти.