эмоций, вычерпав впечатления до донышка и промокнув хлебушком. Иногда, когда очень вкусно, он вылизывает тарелку и мурчит от удовольствия. И это скорее про всю его жизнь, а не про обеды.

Мы собрались на дачу. Я не хотела ехать: там сломан душ, и на кухне совсем старый шкаф с посудой, я каждый раз удивляюсь, как там тетрисом не сложатся все полки вместе с посудой. А на веранде прогнили доски.

Мне сложно отдыхать в таких условиях, я напрягаюсь. Но чтобы что-то исправить, нужно там жить, чинить, менять, латать, и все это в отсутствие комфорта. Мы сели в машину.

— А машина исправна? — Я тяну время, придумываю причины не ехать. — Ты же хотел что-то там починить. Починил?

— Ты что, забыла? Помнишь, мы на шиномонтажку заезжали перед салютом? Там все и починили, — говорит муж.

Значит, поедем. Обратного пути нет. Дети спят в машине. Я думаю о том, насколько слово «нужно» важнее, чем «хочу». Насколько шиномонтажка важнее салюта, а прагматичность важнее куража.

Муж паркуется на участке, а я вхожу в дом. Вижу, что веранда перестелена — новыми досками, надежными и светлыми. Открываю шкаф и вижу внутри абсолютно новые полки.

— О! Ты починил полки? И веранду? — недоверчиво спрашиваю я мужа.

— Да! Помнишь, мы в стройматериалы заехали? Я там все необходимое купил, чего не хватало, и на той неделе перестелил.

— Ух, вот это здорово. Молодец. Кофе будешь?

Я делаю кофе.

— Черт, я молоко забыла.

— А я взял.

С чашкой кофе я выхожу на веранду, сажусь на крыльцо и прислоняюсь головой к дому. Пахнет настоящим деревом и свежескошенной травой: соседи приехали раньше и успели покосить. Я щурюсь от солнца и наблюдаю, как по лужайке носятся наши дети.

— Сейчас кофе попью и тоже покошу, — говорит муж, который сел рядом.

— Какой ты молодец! — искренне говорю я, радуясь, что мне достался такой оптимизатор и продуман.

— А душ? Душ ты видела? Я починил!

— Шутишь? Два года же не могли починить!

Я смотрю на мужа и чувствую салют из эмоций, счастья и восторга.

Сирень

Она со злостью кричала что-то ему в лицо, так отчаянно, так горько, что казалось, речь о чем-то глобальном, непоправимом. Он молчал, слушал, низко опустив голову.

Я выходила из узких дверей магазина, слегка забуксовала коляской в проходе и стала невольным свидетелем чужой трагедии, заключенной в эмоциональный, взрывной диалог. Она, полоснув по мне взглядом, вежливо съехала в громкий шепот, от чего звук ее голоса стал зловещим и почти угрожающим:

— Ты обещал! Ты обещал! Зачем тогда обещал?

Он пытался оправдаться, бормотал что-то про премию, которую не дали, про «обязательно решу, ты потерпи», про «ну что мне, банк ограбить?» Он, молоденький, растерянный, в желтой фирменной рубашке магазина бытовой техники с бейджем «продавец-консультант Сергей» выглядел таким несчастным, будто совершил преступление века. Для него так и было: он не купил девушке, в которую влюблен, то, что обещал. Он ничтожество, не мужик.

— Засунь ее знаешь куда? — Наконец девушка со всей возможной злостью впечатала в грудь парня букет сирени так, что он брызнул хлопушкой фиолетовых лепестков, и, громко чеканя шаг каблучками лаковых туфель, пошла прочь.

— Аня, ну не уходи, я не могу сейчас бежать за тобой, понимаешь? Меня уволят, и тогда я точно не смогу купить. Аня!

Она не оглянулась, гордо шла вперед. Весенний ветерок играл копной ее кудрявых волос, дразнил летом, задирал юбочку. Аня, красивая и молодая, обиженно уходила от того, кто не может исполнить ее мечты сегодня, сейчас. Ей нужно сейчас!

Как он смотрел ей вслед! Так смотрят на тех, ради кого готовы умирать, сворачивать горы, совершать подвиги, устанавливать рекорды, крутить земной шар быстрее энергией любви.

Сергей, обесточенный ее возмущением, умирал с каждым шагом, отдаляющим от него ту, ради которой он хочет жить. Она ему нужна сегодня, сейчас. Ему нужно сейчас!

Сергей, Сережа. Ты прости, я подслушала. Знаешь, только не делай глупости. Твоя девочка, твоя Аня, она не плохая, нет. Она чудесная, очень красивая. Эти ножки, эти глазки, эти волосы, кудряшки, ты балдеешь, да? Она хорошая, просто маленькая еще. Она пока не понимает важного. Точнее, для нее сейчас другое важно, а что важно на самом деле — она поймет потом.

В 20 лет ты как ребенок, который нарядился к празднику. А праздник — это вся будущая жизнь. И она вот-вот брызнет салютами, восторгами, улыбками. И ты готов и вдохновенно ждешь.

И она ждет салюта, а тут зачеты, мамины истерики, подработки, сорванный отпуск, почти язва желудка, подружкина свадьба на зависть, обгрызенный маникюр, невыполненные обещания, вдребезги разбитые мечты. Когда праздник?

В 20 лет любой девочке кажется, что на нее еще много кто будет смотреть так, как ты, что такой взгляд не уникален, что пригоршню таких взглядов можно легко перечеркнуть поджатыми в обиде губками, променять на другие ценности. Что впереди много-много мужчин, готовых кинуть к ее ногам весь мир, и очень важно не прогадать и выбрать самый качественный, самый большой и спелый мир.

И не дави на нее, ради бога, своей покорной влюбленностью, не нужен ей твой бесплатный сиреневый мир, она ищет самый дорогой. Твоя сирень для нее — символ невыполненных обещаний, пахучее фиолетовое разочарование. Она не видит, не умеет пока видеть: все, что у тебя есть, — охапка весны в обмен на улыбку, «любимая, все будет хорошо, дай руку, дай время, пойдем вместе». Что ты ценой обеда бегал в парк — в тот, дальний, где самые густые кусты сирени, чтобы собрать этот букет про любовь.

Она прозреет, потом, через время. У всех это время разное. Прозреет, когда узнает, что ночи с нелюбимыми пахнут чужим потом, и прячут правду в стыдных смятых простынях, что объемные дорогущие букеты редких цветов, заказанные завистливой секретаршей, метящей на ее место, быстро вянут и не пахнут, что показательная щедрость — всего лишь прихожая репутации. Что он такой умный, целеустремленный, надменный, со смещенным центром тяжести в область кошелька, не умеет говорить ласковых слов, чувствовать боль, читать настроение и компенсирует это отсутствие тепла теплом подаренных мехов. Подходит сзади и великодушно накидывает на плечи блестящий шикарный пушистый очередной подарок.

Твоя Анечка просто еще не знает, что твоя сирень дороже контрольного пакета акций самой дорогой нефтяной компании, потому что ни за один самый бесконечный счет в банке она не сможет купить восхищенный взгляд влюбленных глаз. Я подхожу к Сергею, который в нерешительности замер