Я испустила нервный вздох, и радуясь, и изумляясь.

Повернувшись в седле, Этан крикнул тем, кто шел за ним:

– Мои верные изолтенцы! Я войду в замок один, я приведу короля Квинтена сюда, чтобы он выслушал обвинения перед вами, его народом, которому он должен был посвятить свою жизнь. Надеюсь, что он придет добровольно, что мы сможем все сказать открыто, так как вы вправе знать правду обо всем. Если же он откажется, тогда ради Изолта вам придется сражаться!

Раздался оглушительный шум. Как будто вся страна поднялась за Этаном. А он спешился, и я увидела, как вспыхнул его взгляд, встретившись с моим.

И в такой важный момент он потратил несколько прекрасных мгновений ради меня. Он стоял, глядя мне в глаза, прося поддержать его. И я поддерживала. Всем сердцем.

– Сын! – окликнул его дядя Рид, разрушая чары.

– Отец! Они поддержали меня! – потрясенно произнес Этан, обнимая его за плечи. – Они пришли! Так много! Кажется даже, что слишком много. Я просто поверить не могу, что они пошли за мной!

Дядя Рид прижался лбом ко лбу Этана:

– А я могу. Ты готов?

– Думаю, да… Только боюсь, что добром он не выйдет. А мне сегодня не хочется ненужного насилия.

– Не беспокойся, сын мой. Он тоже не захочет. Только не сейчас.

Этан кивнул:

– Я хочу, чтобы ты пошел со мной. И Холлис тоже. Я хочу, чтобы он знал, что сам пришел к своему падению.

– Конечно, – кивнул дядя Рид.

Этан повернулся ко мне.

– Я с тобой, – поклялась я. – Всегда!

Он улыбнулся и направился к главной лестнице. Он поднимался решительно, точно зная, куда идет. Я ошибалась, думая, что уже все стражники разбежались. Когда мы поднимались по витой лестнице, то встретили еще нескольких, но при виде Этана одни бросили оружие, а другие просто убежали. Они явно уже видели толпу.

И нас ничто не остановило на пути к покоям короля. Этан резко распахнул дверь, одним легким и быстрым движением, и его меч – меч Джедрека – был уже наготове.

Король Квинтен сидел в своем кабинете, склонившись над письменным столом, а рядом с ним стояла принцесса Филлипа, сложив перед собой руки; на ее лице была написана откровенная тревога. Квинтен поднял голову, похоже не удивившись нашему появлению.

– Король Квинтен, с этого момента вы находитесь под арестом за великие преступления и предательство своего народа. Я пришел, чтобы сопроводить вас к воротам замка, где ваши подданные услышат о ваших бесчисленных преступлениях. И если они признают вас виновным, я заберу вашу корону, на что имею право по рождению, как прямой потомок Джедрека Великого.

– Это право принадлежит принцу Хадриану и его отпрыску, – дрожащим голосом произнесла принцесса Филлипа.

Верно. Не только Квинтен должен был уйти, но и Хадриан с Филлипой. И если Квинтен являл собой откровенное зло, то о Хадриане я ничего подобного сказать не могла. И по многим причинам даже жалела его. Но что еще мы могли сделать со всем этим?

Но оказалось, что у Квинтена имеется решение проблемы.

Он тяжело вздохнул, потирая лоб, глядя на нас из кресла снизу вверх:

– К счастью для вашего заявления, сэр… мой сын умер этим утром.

Дядя Рид, Этан и я застыли. В момент нашего триумфа нам нанесли тяжелый удар. Хадриан был виновен лишь в том, что оказался сыном Квинтена. Более того, похоже, это доконало Квинтена. Возможно, он страдал оттого, что потерял последнее звено своей связи с троном, но то, как он судорожно сглатывал и не смотрел нам в глаза, свидетельствовало о том, что ему также больно было потерять сына.

– Но… но! – подчеркнуто произнесла Филлипа, глядя на Квинтена. – Вполне возможно, что я уже ношу его ребенка, как мы и говорили.

– Не носите, – спокойно возразил Этан. – Об этом маленьком заговоре мы тоже знаем.

Она гневно сжала губы, поворачиваясь к Квинтену:

– Вы так много мне обещали!

– Если вы были так глупы, чтобы всему поверить, то это ваша проблема.

Квинтен покраснел, но не от смущения, а от гнева. Он встал, молча требуя признания ошибки. К несчастью для принцессы, исправлять было нечего.

– Вы пойдете с нами! – приказал Этан. – И вы наденете корону. Люди снаружи должны вас узнать.

Квинтен вскинул брови:

– Вы должны были привести внушительную толпу для свидетельства.

– Не толпу, – поправил его Этан. – Армию. Мужчины и женщины, бедные и богатые, все они готовы призвать вас к ответу за преступления, которые вы совершали десятки лет.

Квинтен не сделал попытки что-либо отрицать, его беспокоило лишь то, что его загнали в угол. Вид у него был усталый. Он встал, подошел к короне, лежавшей на темно-синей подушке, и, похоже, за несколько секунд вспомнил все свое правление. Мне хотелось бы сказать, что он выглядел грустным и сожалеющим. Но – нет.

Надев корону на голову, он повернулся к Этану:

– Как вы быстры в осуждении… Подождем, посмотрим, когда кто-нибудь явится, чтобы бросить вызов вам. Потому что такое определенно произойдет. Претендентов несколько. И если вы проявите хотя бы малейшую слабость, они сделают все, что смогут, чтобы свергнуть вас. Надеюсь, к тому времени я буду еще жив и увижу, как рухнут ваши великие принципы.

– Ну, учитывая, что я не собираюсь убивать собственных подданных, вряд ли я окажусь в столь же затруднительном положении, как вы, – дерзко ответил Этан.

Квинтена это не задело.

– Я же говорю, увидим.

– Идемте. Ваш народ ждет, – сказал дядя Рид, провожая Квинтена к двери.

– А с ней что? – спросила я, кивая в сторону Филлипы.

Она так и стояла на месте, словно желала превратиться в камень и остаться незамеченной.

Этан покачал головой:

– Пусть возвращается домой и попытается объяснить все своей семье и своему королевству. Это и будет ей наказанием.

Филлипа вздрогнула, и непохоже было, что она сочла себя в безопасности.

Я отвернулась от нее, пошла рядом с Этаном, а дядя Рид шел впереди, держа за локоть короля Квинтена.

Этан шепнул на ходу:

– Я не могу сказать это им, но могу тебе: я в ужасе.

– Перестань. Они тебя обожают.

Он рассеянно кивнул, как будто пытаясь убедить самого себя.

– Останешься со мной? Даже если ты ненавидишь короны, не убегай. Не сейчас.

Когда мы спустились в холл, он протянул мне дрожащую руку. Я быстро сжала ее, стараясь его успокоить:

– Прости. Но если ты наденешь корону, нашей дружбе конец. Я уже не смогу извергнуть на тебя непереваренную еду.