Собравшиеся вяло загудели и закачали головами. Похоже, они слушали эту ахинею каждый день.

– Страж дал нам свежую воду. Чистый воздух. Сытную пищу. А взамен велел соблюдать простые правила. Сущая пустяковина за возможность жить в тепле и уюте. И вот Он поведал, что среди нас завелся поганец, одолеваемый черными помыслами! Я не поверила ушам. Мне стало невыносимо больно! Я плакала и молила Его о прощении, но Защитник был непреклонен. Никто не вправе сомневаться в словах Спящего, но все же мы выслушаем обличенного. Быть может, покаяние впустит в душу очищающий свет. Встань, отрок, и скажи, в чем тебя винят.

Боря выпрямился, трясясь, и пробубнил:

– Я смотрел на девушек.

– И где же они были? В поле? Или в столовой?

– Нет…

– А где? Ну же, не бойся. Смотреть не боялся, а теперь еле на ногах стоишь.

– В… бане, – заикаясь, ответил парнишка и залился краской.

– А мама говорила, что это плохо? Что так делать нельзя? Не хочешь глянуть ей в глаза? Вот же она, прямо перед тобой.

Бедняга шмыгнул носом раз, другой и тихо заплакал.

– Позорище! – взвизгнула старуха. – Из-за таких негодяев мир сгорел в адском огне! Мир убийц, воров и озабоченных выродков!

– Простите…

– Я-то прощу. А вот Страж – вряд ли. Он дал нам великую цель – возрождение рода людского. Сделал невозможное, чтобы уберечь избранных от лютой гибели. А ты его подвел! Двадцать плетей!

Толпа ахнула. Мать упала на колени и ткнулась лбом в землю, трясясь от беззвучных рыданий. Столь сурового приговора не ожидал никто. Тщедушный подросток мог просто не выдержать порки. Почуяв неладное, бойцы встали по углам помоста. Висевшие на плечах стволы вмиг оказались в руках. Начхать, что в прорезях прицелов – жены и дети. Может, твои же. Или друзей и соратников. Главное – защитить старуху. Если кто-то из местных и хотел возмутиться, то быстро передумал. Но среди зрителей были не только местные.

– Да вы с ума сошли! – выкрикнула Кроха и шагнула вперед. Рита попыталась поймать подопечную за плечо, но та отмахнулась. Ее раздирала такая ярость, что не удержала бы и рота спецназа. – Собрались убить парня ни за что! Несете чушь про ядовитые реки! Я пришла снаружи. Да, там не сахар, но и не Ад, как вы говорите! И никто не ест детей и не живет по колено в грязи! И уж точно не казнит своих же из-за ерунды! А этот ваш Страж…

«Кедр» плюнул огнем. Почва вспухла аккурат меж лыковых сандалий.

– Заткнись, бесовка! – прорычал бородач. – Или я вырву твой поганый язык!

– Тише, тише, – старуха коснулась плеча своего верного пса, и тот опустил оружие. – Спящий исцелил ее тело, а за душу в ответе мы. Это наша вина, что бесы все еще довлеют над беднягой. Правда, Рита?

Портниха понурила голову.

– Да, Бабушка.

– Нет! – Кроха заслонила соседку и ткнула в сцену пальцем. – Не слушай ее! Она лжет! Все эти слова – вранье!

Боец оскалился и щелкнул затвором. Пистолет-пулемет, казалось, вот-вот сплющится в огромных кулаках. Но сектантка пропустила слова Арины мимо ушей и продолжила ласковым и в то же время угрожающим тоном:

– Разве не тебе велели взять новенькую на поруки?

– Мне, Бабушка.

– Так почему она позволяет себе прилюдно сомневаться в моих словах?

– Простите.

– Прощаю. Десять плетей.

Рита сама поднялась на эшафот. Встала на колени спиной к толпе и скинула балахон. Гвардейцы отстегнули ремешки от оружия и передали самому рослому и плечистому. Верзила хлопнул кожаными полосками так, что бахнуло громче выстрела.

– Она здесь при чем? – не унималась Кроха. – Я сомневаюсь – меня и секите!

– Пятнадцать плетей, – нежно, словно любящая тетушка, проворковала Аманда.

Арина стиснула зубы и пошла прочь от лобного места. Но Машенька и Дашенька заступили дорогу.

– Ты никуда не уйдешь, – донеслось с помоста. – И будешь смотреть.

– Не буду!

– Двадцать плетей.

– Да вы… то есть… – Кроха запиналась, тщательно подбирая слова, чтобы несчастную не забили насмерть. – Да, во мне говорят бесы! А за Куполом – ужас и смерть! Я приму волю Стража, только не трогайте ее!

Бабка тепло улыбнулась, вновь став доброй старушкой-рассказчицей. Жаль, только внешне.

– Это не торги, малыш. Это – суд. Впредь веди себя умнее. Приступайте.

Вояка ухмыльнулся и причесал мохнатую гусеницу под носом. Он даже не пытался скрыть возбуждение и гордо выпячивал грудь, радуясь, что именно ему выпала честь избивать подростков. Виновных лишь в том, что их угораздило родиться среди сумасшедших садистов. И после этого старуха еще смеет называть мир за Куполом Адом? Нет, Ад не там, где грязь, смерть и чудовища. Ад там, где обитают черти вроде изверга с плетью, пусть даже эта преисподняя выглядит краше самого рая.

За всю порку Рита не проронила ни слова, хотя палач старался изо всех сил. Ремешки сами по себе были довольно мягкими, но карабины на концах нещадно драли кожу. После десяти ударов на спине девушки не осталось живого места. После пятнадцатого Рита не выдержала и рухнула ничком. Но истязания это не остановило, и бугай с наслаждением стегал неподвижное тело. Бабушка в это время давила милейшую улыбку, сцепив пальцы на животе и внимательно наблюдая за Крохой.

Та в свою очередь искала взглядом кого-нибудь из бойцов, кто не получал удовольствия от зрелища. Логика была проста, как три патрона: мастерица – красивая деваха, и хоть один бугай наверняка положил на нее глаз. Да не с целью залезть под накидку, а с какими-никакими чувствами. И не мог просто стоять и безучастно взирать на ее мучения.

Среди бабкиной гвардии таких не нашлось. И немудрено: любой тиран подбирает свиту под стать. Только светловолосый парень, прежде карауливший особо опасного преступника на лавке, отрешенно пялился вдаль, делая вид, что ему все равно. И неумело отыгрывал роль преданного истукана на посту: идеальная выправка, поднятый подбородок и полная неподвижность. Но при каждом ударе веки вздрагивали, будто лупили его самого, а губы сжимались в тонкую бледную линию.

Удивительно. Одна пуля – и со злобной каргой покончено. Что заставляло вооруженного парня стоять столбом, когда рядом истязали дорогого человека? Как и чем им всем промывали мозги? Мистика…

Кроха постаралась запомнить лицо молодого воина. Круглое, с перебитым носом и толстым шрамом над левым глазом. Довольно приметное.

В отличие от Риты, стоически перенесшей наказание, малец ревел и метался, как загнанная крыса. Мать ползала под настилом и просила высечь ее, да хоть убить, лишь бы не калечили сына, но пухлая моська Аманды лучилась все тем же умиротворением. Будто напекла вкусных пирожков и ждала внучат в гости, а не командовала зверской расправой.