Я думал, меня это не коснется. Что меня никто не назовет увечным, будто я должен стыдиться самого себя. Наверное, я воспринимал это слово как нечто обобщенное. Как, например, обзывания Шарлотты, когда она называла команду дебатов занудами, а хор – лузерами. Но слова Люка не были обобщением. Они были самым настоящим оскорблением. И он за них ответит.

– Какая же ты сволочь. – Фиби дала Люку оплеуху. Звук пощечины отдался эхом – а может, слова, – и мир с ревом вернулся на место.

Фиби встала и подхватила рюкзак. На столе остался ее недоеденный обед: половина шоколадного коржика и сэндвич с арахисовым маслом, который она надкусила всего пару раз.

– Я пойду посмотрю, как она, – сказала Кэссиди.

– Нет, – качнул я головой. – Я схожу.

Я нашел Фиби на металлической скамейке возле плавательного комплекса, у самого края автомобильной стоянки. В этой части двора не было обеденных столиков – лучшего местечка, чтобы похандрить, не найти, если, конечно, вам не мешает запах хлорки.

Глаза девушки покраснели, и она баюкала свою правую руку, точно ладонь еще горела от пощечины. Фиби подвинулась, освобождая мне место, и я сел рядом. Мы некоторое время молчали.

– Он такой придурок, – тихо произнесла она, вытирая глаза рукавом кофты.

– Знаю. – Я полез в рюкзак за салфетками.

– У тебя есть салфетки. – Фиби покачала головой, словно я ей предложил носовой платок с вышивкой.

– Мама их закупает коробками. У меня и антисептик есть. Вдруг захочешь продезинфицировать лицо Люка от своего кулачка.

– Тебе необязательно быть со мной таким милым, – пробормотала она.

– Ну, ты в некотором роде защитила мою честь.

– Я ударила Люка Шеппарда.

Фиби произнесла его имя почти с благоговением. Словно не имела права надеяться даже на простое приветствие в коридоре, словно он не просто строил из себя важную шишку, но и был ею. Сидевшая рядом девушка – на год младше меня, в очках и с хвостиком, такая крохотная, что пальцы ее ног едва касались асфальта, – ужасалась на саму себя за то, что единственная из нас обладала достаточной смелостью, чтобы отругать Люка за его словесный понос. Меня это убивало.

– Он вел себя как бакпфайфен-чего-то-там. Его лицо просто напрашивалось на сотни затрещин. Так что не переживай. Ты не сделала ничего, чего бы он не заслуживал.

– Теперь я даже жалею, что не треснула его сильнее, – задумчиво отозвалась Фиби.

Я фыркнул.

– Боже, ну как он мог такое сказать! – Фиби поморщилась. Видно, снова прокручивала в голове произошедшее. – Никто о тебе так не думает. Не считает неудачником или кем-то в этом роде. Люк всегда сравнивал себя с тобой, как вы ведете дела. Постоянно гундел, что ты – самодовольный безмозглый спортсмен, который ничего не делает, но при этом забирает все лавры. А теперь ты на нашей стороне и оказался очень даже клевым. Вот он и бесится. Если кому-то и нет места за нашим столом, так это мне.

Фиби сомневалась в том, что имеет право сидеть вместе с нами? Я о таком и подумать не мог. Наверное, для меня наш стол был просто местом для команды по дебатам, а не местом для группки парней с их подружками. Да и Фиби прекрасно со всеми ладила. Мне невыносимо было видеть, как она терзается сомнениями и неуверенностью в себе.

– Эй, – принял я строгий тон – так когда-то приходилось давать напутствующие речи команде. – Послушай меня. За нашим столом тебя все любят.

Фиби взглянула на меня с сомнением, будто проверяя, говорю ли я правду.

– А если меня разлюбят?

– Если вы с Люком расстанетесь?

Она покачала головой.

– Мне трудно это объяснить. К примеру… я страшно боюсь давать кому-нибудь свой ноутбук: вдруг там найдут какой-то личный документ – о котором я давно позабыла, – из-за которого все кругом решат, что я – ужасный человек? И неважно, что подобного документа на моем ноуте нет. Я все равно паникую, понимаешь?

– Всем знакомо это чувство, – ответил я. – Даже Люку.

– Ты ошибаешься. Пока все поступают так, как велит Люк, ему все равно, считают ли его ужасным.

В ту минуту я осознал, что Фиби знала его, как никто другой. Что Люк обнимал ее на кинопросмотрах и целовал при всех на турнирах по дебатам и что я ни разу не видел ее счастливой и довольной их отношениями.

– Мне хочется, чтобы меня боялись потерять, – призналась Фиби. – Но Люк боится только одного – потерять власть.

Я пожал плечами и, не зная, что сказать, молча сидел, устремив взгляд на гимнастический зал, расположенный напротив плавательного комплекса. Маленькая Фиби тихо плакала рядом, и спустя несколько минут я обнял ее за плечи. Это казалось правильным. Так мы и сидели с ней до звонка на урок.

На той же неделе проходили выборы короля и королевы выпускного бала. Покрытая блестками избирательная урна словно насмехалась надо мной, выставленная напоказ в передней части классной комнаты. Нужно было проголосовать за одну девушку и одного парня. Мне никогда не давались все эти голосования. За себя было странно голосовать даже на выборах в ученический совет, где мне пришлось взять бразды правления в свои руки. А за друзей я всегда голосовал с неприятным чувством непорядочности. В конце концов я оставил свой бюллетень пустым.

Наш стол в обед непривычно пустовал. Люк с Сэмом уехали из школы то ли в «Бургер Кинг», то ли куда еще. Мы не говорили о том, куда они укатили и вернутся ли назад.

Фиби стащила из класса журналистики пакет со сладкой кукурузой, и мы каждый взяли себе по горсти. Кэссиди показала нам, как счищать зерна снизу, чтобы они походили на зубы. Ну, как показала. Притворилась, что у нее выпал зуб, а потом смеялась, когда до нас дошло, в чем дело. Однако смех наш был каким-то слабым. Мы будто сидели в театре с преобладающим количеством свободных мест и при всем желании не могли заполнить пустоту.

Такая атмосфера за столом держалась два дня, пока Люк с Сэмом не вернулись как ни в чем не бывало. Как будто нигде и не пропадали. Плечи Люка были покорно опущены, и, когда он распаковывал сэндвич, на его пальце что-то серебристо блеснуло. Кольцо чистоты. Я решил, что это очередная издевка, поэтому не понял, почему все смеются. Но оказалось, Люк надел кольцо на полном серьезе… или хотел, чтобы мы так думали.

– Ну что тут сказать, – смиренно пожал он плечами, – я всегда признаю свои ошибки.

Фиби фыркнула и громким шепотом, чтобы Люк ее слышал, заметила:

– Скорее он мутит с девчонкой из своей церкви.

Фантастика какая-то. Вернувшийся к нашему столу Люк не принес ни капли неловкости, как обычно бывает в таких ситуациях. Его благочестивое поведение и священное кольцо дали нам возможность поприкалываться над ним – возможность, за которую с превеликой радостью уцепился Тоби. Оплошность, допущенная за нашим столом, будто оставила на его поверхности неровную трещину: по одну ее сторону сидели Люк с Сэмом, а по другую – остальные, недоумевая, как нас угораздило проморгать землетрясение.