«Еще немного и потерял бы самых близких людей. Вот ведь дурак!» – мысленно обругал себя Витольд. Он всмотрелся в желтую полоску пляжа и синюю гладь моря. Увидел, как жена и сын наперегонки забегают в воду. Поймал себя на мысли, что бежать сейчас рядом с ними – наивысший предел мечтаний. Но…

«Ева! Твою мать!»

Витольд дернулся, намереваясь броситься на поиски притихшего дитяти, но послышался топот ножек, и на террасу выбежала дочка.

– Папа, касить! – заявила она и потянула его к столу, стоявшему неподалеку. Сама, что-то сжимая в кулачке, быстро вскарабкалась на стул. Пришлось сесть рядом.

– А где твои раскраски и карандаши, котенька? – мягко заметил Витольд, приготовившись раскрашивать принцесс и русалок.

– Неть, – мотнула русыми кудряшками Ева, разжимая ладошку и укладывая перед ним флакончик с розовым лаком. – Папа, накась ногтики! – попросила малышка, растопырив пальчики, и добавила жалостливо: – Пазяста!

Маша, раскинув руки и ноги, нежилась в теплой морской воде. Голубое прозрачное море манило и не отпускало. Она скосила глаза на сына, плавающего неподалеку с маской. Он подплыл поближе, попытался схватить мать за ногу. Точно, как и Витольд, абсолютно  таким же движением, хватая за пятку, чуть царапнув ногтями. Маша брыкнула ногой и, перевернувшись на живот, в два гребка отплыла в сторону. Ленька вынырнул и,стянув маску, что-то радостно прокричал.

– Давай выходить, сыночек, – позвала его Маша. – Папу там уже Ева уморила.

– Или папа Еву! – хмыкнул сын и прокричал: – Мам, еще пять минут, ладно?

– Ровно десять, и выходим, – строго заметила Маша и снова поплыла на спине. Прикрыла глаза от удовольствия. И тут же увидела берег Черного моря. Военный санаторий и весь клан на каменистом берегу.

«Сколько мне тогда исполнилось? – осведомилась она у самой себя. – Шесть, кажется. А Витольду и Сережке по четырнадцать!»

Она залезала ногами на их сцепленные друг с другом ладони и оттуда хохоча прыгала в воду. А потом Витольд присел на корточки, а она вскарабкалась ему на плечи. И папа кричал с берега, что еще немного, и Маша сядет Виташке на голову. Но как ни старалась, не получилось. Не тот человек Стрельников. Не приручить, не удержать. Словно дикий кот, шлындрающий сам по себе, единолично выбирающий путь-дорожку. И другие должны покоряться его воле. Приспичило – ушел, что-то там померещилось – вернулся. Закидал дорогими подарками и решил, что все в порядке. Не покаяться, не объясниться. Все как должное. Никаких комплексов.

«И что же теперь делать? Принять обратно эту прекрасную особь мужского пола и ждать новых измен? Или все– таки выгнать взашей? – поинтересовалась Маша у самой себя. Как же! Выгонишь! – едко заметил внутренний голос. – Ты его приняла обратно. В прошлую пятницу, когда блудный попугай случайно залетел в отчий дом. И обратно не выставить, хотя бы из-за детей!»

Маша поморщилась.

«Да, дети рады, аж сил нет». Ленька вон по дороге на пляж описывал,как ходил на симпозиум вместе с папой, как тот представлял его разным именитым врачам. А потом Ленька сидел в первом ряду, а папа на сцене с другими важными дядьками. И все спорили, спорили, а папа всех убедил. И все ему руки пожимали, поздравляли.

– А там еще робот огромный, – сын захлебывался от восторга, описывая длинные механические «руки» с тонкими «пальцами». – Я даже за пультом сидел. Папа договорился, меня пустили. Я теперь точно врачом стану. Как папа!

«Все как папа, – устало подумала Маша. – Даже Ева – и та уже сильно привязалась к отцу. И что теперь делать? Вопрос риторический.

Но ты же и сама его любишь, – опять возразил внутренний голос. – Конечно, повыделывайся для приличия, а потом допусти до белого тела».

Маша фыркнула, сердясь на саму себя, перевернулась в воде и сильными резкими гребками поплыла к берегу. Увидев, как сын на мелководье снует под водой, будто рыба, подплыла поближе и перед лицом в маске помахала рукой.

– Время, сыночек!

Весь обратный путь до виллы Ленька в красках пересказывал, как пару дней назад они с папой плавали наперегонки.

– Мне один разик удалось обогнать, – хвастался сын.

– Ни за что не поверю, – усмехнулась Маша, снова отметив про себя это «папа-папа-папа». – Твой отец во всем всегда самый первый.  Такой у него характер. Ни разу моим братьям не удалось его обогнать. Это он тебе поддался, наверное.

– Ну не-ет! – взвыл Ленька, поднимаясь по ступенькам,и что есть силы помчался вперед. –Я сейчас у него спрошу! – закричал откуда-то сверху.

Когда Маша зашла на террасу, то поразилась тишине. Полной и зловещей. Ни единого звука. Даже Ленька исчез куда-то. Она кинулась в холл и чуть не сбила с ног сына. Тот стоял посреди холла и, закрывая рот рукой, силился не рассмеяться.

Маша перевела взгляд на разложенный диван и сама чуть не зашлась хохотом.

Витольд Александрович Стрельников спал без задних ног крепким здоровым сном, а рядом с краю примостилась маленькая Ева. Но и без всякой дедукции Шерлока Холмса становилось понятным, что отец заснул гораздо раньше дочери. По дивану валялись разбросанные тушь, помада и тени. А вот лицо Витольда представляло собой макияж от кутюр. Бордовыми и коричневыми тенями щедрая рука Евы раскрасила кожу вокруг глаз от скул до самых бровей, ярко красными румянами навела щеки, как у Марфутки в «Морозко», и добавила образу индивидуальности, намалевав на губах розовой помадой.

– Мама, – прошептал сын. – Это ужас, я не могу! Надо сфотографировать и отправить дедушке!

– Не смей, – цыкнула Маша и, подойдя ближе, решилась разбудить мужа, а гениального визажиста отнести на свою кровать.

Но присмотревшись, Маша поняла, что Витольд видимо спал очень долго. Ногти мужа приобрели  такой же розовый цвет, как и ноготки Евы.

«Прям салон красоты!» – пробурчала про себя Маша и, аккуратно взяв дочку,отнесла в спальню. А вернувшись в холл, увидела сонного мужа, сидевшего на диване.

– Это нужно как-то смыть, Мэри, – попросил он, поморщившись, и указал на свои розовые ногти. – А то решат, что я педик или метросексуал, – пробормотал он и удивленно посмотрел на сына. – Что тебя  так веселит, Леня?

Ленька уже не смог сдержаться и захохотал в голос.

– Мэри? – не понял Стрельников.

Она потянулась за разграбленной косметичкой, отыскала чудом уцелевшее зеркало и протянула мужу.

Витольд посмотрел на свое отражение и громко выругался:

– Твою мать! Ева!

Дочка тут же возникла на пороге.

– Ты что натворила? – грозно осведомился Стрельников. – Испортила мамину косметику…

– Я хотела, чтобы ты стал касивым, – обиженно протянула малышка, приготовившись зареветь.

– А до этого… преображения я, по-твоему, был страшным? – рыкнул Витольд.