– Вы так смотрите на меня, сэр Дэвид, – произнесла через время Маргарита. На ее пухлых губах заиграла улыбка, а на щеках появились прелестные ямочки. – Я бы сочла это дерзостью, если бы не знала, какой вы благородный и достойный рыцарь.

– О, простите, досточтимая королева, – склонился перед ней Майсгрейв. – Я действительно дерзок, но, признаться, я просто онемел от восхищения. Я имел счастье лицезреть вас, когда вы были еще подростком – неуемным, очаровательным, смешливым. Теперь же вы превратились в прекрасную цветущую даму, перед которой я не в силах скрыть своего восторга.

Маргарита благосклонно приняла это признание.

– Мила мне лесть. Тем более от рыцаря, которого я не забывала все эти годы. Сколько же мы не виделись, давайте вспомним. Лет десять? Должна сказать, что и вы не растратили за эти годы вашей мужественной красоты. Однако отчего вы так долго не появлялись при нашем дворе?

– Разве королева не догадывается? Мне кажется, я был не в особой милости у короля Якова. После того, как имел дерзость вынести вас на руках из опочивальни. Помните ли вы то происшествие? А вот я не забывал его все эти годы.

Маргарита заулыбалась лукаво и чуть кокетливо. Этот разговор пришелся ей по душе. Но она не была наивной, а потому сказала:

– Это все в прошлом. А нынче вы здесь. Не самое лучшее время для визита, учитывая происходящее. Ах, если бы вы знали, сэр, как мне горько, что мой венценосный супруг предпочитает дружбу с французами родственным связям с семьей своей жены!.. Но тут я ничего не могу поделать. Вам надо это понимать, если вы прибыли по этому поводу. – Она искоса посмотрела на посетителя, давая понять, что этой темы лучше не касаться.

Теперь Дэвид мог сослаться на дело с браком своей дочери с сыном главы Армстронгов, но решил не говорить об этом. Его дела с Армстронгами были улажены, и Дэвид опасался, что если затронуть эту тему при шотландском дворе, то это может задеть Армстронгов и негативно сказаться на судьбе Анны Майсгрейв. Он лишь сказал, что прибыл по делам в Эдинбург, а заодно надеялся передать весточку от родни некоему Уильяму Герону, который был выдан шотландскому королю еще Генрихом VII, но до сих пор томится здесь в темнице.

– Я припоминаю, – приложила пальчик к губам Маргарита. – Этот Уильям Герон убил Смотрителя границы Роберта Керра.

– Не он, миледи, а его сводный брат бастард. Но для мира между нашими странами ваш батюшка отдал его в качестве заложника, пока не будет пойман настоящий убийца.

Маргарита помрачнела.

– Да, мой царственный родитель делал все, чтобы между нашими державами царил мир. И мой брак с королем Яковом Стюартом был заключен для того, чтобы наши страны жили в согласии. Брак Чертополоха и Розы – так называли тогда этот союз – должен был стать прологом к долгому и мирному сосуществованию в Британии двух наших королевств, и все в это верили. Теперь же я… Я даже слова не могу сказать мужу. Он запер меня в этом замке на Кастел-Рок, чтобы следить за мной. О, я тут почти в заточении!

В ее речах звучала обида, но говорила королева тихо – видимо, уже привыкла, что ее могут подслушать, – и время от времени поглядывала в дальний конец зала, где собрались придворные. Но даже если некоторые из них и смотрели в ее сторону, то разобрать слова на таком расстоянии вряд ли смогли бы.

Дэвид так же негромко сказал:

– Если вы оказали мне честь своим доверием, ваше величество, то и я буду откровенен. Я умолял леди Лейн провести меня к вам, ибо надеялся как-то приободрить вас, хотел свидеться с вами и убедиться, что у вас все хорошо. О, эти ужасные слухи, что вас держат в заточении, слишком тяжелы для сердца преданного вам англичанина. И, видит Бог, я не понимаю, почему король так обращается со своей прекрасной супругой, матерью наследника шотландского трона!

– Вы не должны осуждать моего мужа! – надменно вскинула голову Маргарита. Но подбородок ее задрожал, словно она готова была расплакаться. – Видит Бог, это не Яков суров со мной, а его французы, к которым он прислушивается. – Теперь в ее голосе зазвучали злые шипящие нотки: – Это они принудили короля ввязаться в войну, они настояли, чтобы он не слушал меня и поселил отдельно. Сам он все время находится в Холируде, там весело, там собирается прекрасное общество… И, опять же, там всем заправляют эти лягушатники из-за моря. Ах, мой Яков такой доверчивый!.. Он истинный рыцарь и не понимает, что люди могут быть такими подлыми. К тому же их королева… – Она задержала дыхание, словно собираясь с духом.

Майсгрейв смотрел на Маргариту, лицо его выражало такое участие и сострадание, что она решилась продолжить:

– Вы не представляете, как хитро французы используют рыцарскую натуру моего супруга!.. Сама королева Анна Бретонская, молодая и красивая, прислала ему послание. О, мне сообщили, что в нем было! Королева Анна писала, что много думает о храбром и прекрасном короле Шотландии, который в ее глазах является воплощением истинного рыцаря. Она слышала, какие турниры он устраивает в Эдинбурге, как храбро выезжает на ристалище, часто даже инкогнито, чтобы никто не проведал, кто перед ними. И при этом Яков неизменно выходит победителем. Поэтому королева Анна желает стать дамой его сердца и в знак куртуазной связи передает ему свой локон… Ну а к нему подвески несметной ценности и перстень с большим рубином! Хитрый намек, и я указывала на это его величеству. Однако он не послушал меня и с готовностью согласился стать рыцарем прекрасной королевы Франции! Какие-то романтические бредни, надо сказать, и я бы посмеялась над ними, если бы Анна не написала еще одно послание, в котором просила своего верного паладина Якова Стюарта стать ее защитником, ибо войска английского короля высадились во Франции. Она отчаянно просит рыцаря помочь даме, попавшей в беду! Вы слышали? А когда я высказалась против, он посчитал это обычной женской ревностью. Он уверен, что я должна понимать, где куртуазные игры, а где супружеская верность. Но в итоге эта дама нынче имеет на Якова большее влияние, чем его законная жена! О, как это все несправедливо! Разве я была ему плохой супругой? Я оживила его двор, я рожаю ему детей[41], я просила его и плакала… А он… он… Он считается только с мольбами королевы Анны! Да еще и уверяет, что это почетно для него. При этом твердит, что по-прежнему любит меня нежной супружеской любовью, однако, подобно рыцарям прошлых веков, готов стать на защиту прекрасной Анны Бретонской. И он уверен, что в его силах принести большую радость и Анне, и себе, разгромив англичан, извечных врагов Шотландии!

Дэвид, слушая эти излияния, с трудом скрывал удивление. Оказывается, эта одиноко проводящая вечера в Эдинбургском замке королева не столько обижена на супруга за предстоящую войну с ее родиной, сколько гневается на его любезности с другой женщиной.

Ему даже стало смешно. Он отвел взгляд от бурно дышавшей королевы, пышная грудь которой то вздымалась, то опадала за жестким корсажем, а расшитые жемчугом рукава постукивали от движения, когда она заламывала руки.