В ушах завыло множество голосов. А перед глазами соткался смазанный образ. Как будто Айла вдруг увидела себя чужими глазами. Совершенно не так, как видят люди. Она лежала среди плотных темных фигур зверей, и у каждого в груди мерцал комочек света. Сгусток сверкающего серебра, как звёздочка на сумрачном небе… И ее тело было таким же — дымный, с размытыми, текущими контурами, но на нем светилось две точки. Одна — там, где у волков, в груди, но немного другая — окутанная золотым туманом. А вторая внизу, где расцветает новая жизнь. Совсем крошечная искорка, заметная едва-едва. Такая слабенькая. Неподвижная и холодная.

А потом она увидела рядом Стефана. И он тоже был другой. Весь молочно-белый и почти прозрачный, но света в его груди не было. Только едва заметные всполохи мерцали то тут, то там.

И вдруг золотое свечение потянулось от нее к мужчине. Тонкими нитями коснулось груди, и фигура лекаря вся вспыхнула, сжалась в тот самой пульсирующий серебряный комочек и бегущим огоньком метнулась по нитяному мосту к ней и вниз — к едва заметной искорке. И тут же эта искорка стала яркой. Живой и плотной, какой и должна была быть. А золотистые нити рассеялись в воздухе, оставляя и ее сгусток в груди без того самого особенного кокона.

Дар лекаря! Он был той самой помощью, что скрывал от нее Стефан. Плата за шанс на перерождение — великой милости, которую боги даруют иным людям. И Айла могла сейчас вернуть долг спасенной жизни. Пусть он не будет помнить, кем когда-то был и откуда, и проживет совсем другую судьбу, но внутри это будет Стефан. Такой, каким она его помнила. Добрый и сильный, надежный и благородный, несгибаемый, но удивительно мягкий. Совсем как оборотень.

— Да, да, да, — залепетала искусанными губами, — За… забирай. Забирай мой… дар. Стефана… верни.

Чувство чужого одобрения толкнулась под сердце. Теплым мехом защекотало в груди.

— Ох, Айла, — шепот облегчения и радости растворялся в нарастающем гуле — волчьем вое и шуме ветра. — Спасибо.

А потом пришла тьма.

— Моя сладкоголосая Айла. Моя любимая. Проснись…

Проснуться? Нет уж! Слишком приятный сон. И слух так ласкает то самое нежное и нужное слово — любимая. Оно мягче меха ширшола, и бесконечно дороже… И его объятья не спутаешь ни с какими другими. Этот особенный запах девясила и мяты. А еще грозовой свежести. Кайрон. Ее волк. Ее мужчина! Хотя бы сейчас — в грёзах — он рядом.

— Айла, Айла. Проснись.

Ее тормошили и дергали. А потом нос наполнила ужасная вонь. Громко чихнув, Айла открыла глаза.

— Так-то! — припечатала Гвен. — От ласкового воя твоя самка только крепче заснет.

И шаманка закупорила пузырек. Айла непонимающе завертела головой. Она опять в постели, без одежды по макушку укутана в меховой плащ, а для надежности ее облапил Кайрон.

Кайрон?!

Мешок воспоминаний треснул, и ее бедную голову заполнили ужасные картинки. Встревоженный Витар, перекошенное злобой лицо Нельги, короткий и бесполезный бег по лесу под щелчки зубов и выворачивающий наизнанку ужас, а потом… Потом…

— Что со мной? — просипела едва слышно. — Кайрон, как ты…

Сухое горло перехватило спазмом. Гвен быстро сунула ей пахнувшую травами настойку. Опережая попытку вытащить руки из-под одеяла, Кайрон сам перехватил кружку и, удобно устроив спиной к себе, дал сделать первый глоток.

О, как же этого не хватало! Вот так, чтобы чуть-чуть с кислинкой и каплей меда! А еще эти крепкие, слегка душившие объятья. Под совершенно наглые поцелуи и тисканья она опустошила всю кружку.

— Ты здорова, — вынесла вердикт Гвен. Только сейчас Айла обратила внимание, что шаманка выглядит невероятно уставшей: под глазами круги, и сама словно постарела на два десятка лет. Заметив ее взгляд, женщина невесело усмехнулась.

- Весь Клан беспокоился о тебе, сладкоголосая. Дети провели тут целый день в надежде, что ты очнешься.

— А… Витар? — голос дрогнул. Нет, она не злилась на ребенка. Наверняка его просто обманули. В иное Айла отказывалась верить, и точка.

— О нем пойдет отдельный разговор, — зарычал Кайрон. — Не вздрагивай, вожак понимает, что детеныш еще мал, но даже не пытайся вступиться на этот раз. Навредишь не себе — ему!

В глазах Гвен она видела согласие. Одно дело — сосновой шишкой в спину, а другое… Ледяной ужас рванул когтями вдоль позвоночника. У нее в голове не укладывалось, что Нельга могла ее убить. Она же… Она волчица! И с младенчества знает — пары не разбиваются, даже убей она соперницу — все равно Кайрон никогда не вернулся к ней. И, скорее всего, сошел бы с ума от потери.

— Хватит-хватит, — ее сжали еще крепче, — ей не избежать наказания. А тебе нельзя волноваться, сладкоголосая. Совсем нельзя.

Его рука ловко нырнула под складки плаща, мягко оглаживая низ живота. Голова закружилась от осознания, на что намекает мужчина — она беременна!

— Но как? — залепетала, беспомощно оглядываясь вокруг. — У меня же все… ну, не так, как надо было. Из-за походов и… остального.

Гвен только фыркнула.

— Слишком много чудес для одного лунного месяца. Тебя находят без памяти в окружении волков всего лишь в полумиле от поселения, и тут же выясняется, что ты уже носишь детеныша. Наш бета едва остался в своем уме.

Опять покачав головой, Гвен подхватила плошки и ушла.

— Я беременна… — потрясенно прошептала Айла. — Кайрон, я…

Но стоило развернуться, как все слова пропали. Растворились в бархатно-сером, полном нежности взгляде. А ведь она могла его не увидеть больше. Не коснуться поцелуем этих напряженных, сжатых в плотную линию губ, и не обласкать пальцами высокие скулы… А сейчас может.

И это было нужнее, чем вода и воздух. Неловко выпутавшись, Айла обвила руками его шею. С наслаждением запуталась пальцами в густых темно-пепельных прядях, прижалась к сильному телу, и первая набросилась на влекущие губы, поцелуями и касаниями убеждая себя в реальности происходящего. И когда его язык торопливо проник в рот, застонала, легко отпуская окружающую реальность. Метка вспыхнула теплом, и сердце ускорило свой бег.

Тихо заурчав, Кайрон ответил. С жадностью прихватывая зубами и тут же зализывая укус. Ласкал ее рот так откровенно и горячо, что тянущее желание внизу живота разрасталось с каждым ударом сердца, заставляя отвечать так же развратно и пылко. Ее волк! Ее мужчина! Отец ее ребенка… От мысли, что внутри нее растет доказательство их близости, стало совершенно жарко. Выпутаться бы из этого плаща, толкнуть руками в сильные плечи, опрокидывая на спину, а потом сжать коленями его бедра и опустится вниз, впуская твердый ствол в себя. Медленно, наслаждаясь каждым дюймом распирающей изнутри плоти и тем безумием, что вихрями пляшет в потемневших глазах. Бесстрашно разжигать его и подначивать, хмелея от понимания, что взрыв будет ярким и громким.