не экспериментировать с магией без моего ведома. Но что раздражало больше всего, так это довольная, самоуверенная ухмылка на лице мужчины, продолжавшего все так же неподвижно сидеть рядом со мной. Судя по всему, она решила надолго там закрепиться. И это обстоятельство не могло не выводить из себя.

А тем временем, терпеливо дождавшись, пока я немного отойду от случившегося, Глюк медленно присел рядом на корточки. Он снова вознамерился прикоснуться к моему лицу, когда, резко перехватив его руку и строго глянув на причину своего недавнего состояния, холодно выдала:

— Не надо. Не хочу. Возвращайся в свое тело, одевайся и уходи.

Уже находясь где-то на грани истерики, разжала пальцы и, осторожно поднявшись со своего места, чтобы убедиться — снова могу уверенно стоять на ногах, — отошла к окну. Глядя на залитый солнцем и усыпанный множеством разноцветных полевых цветов зеленый луг, обняла себя за плечи и попыталась хотя бы ненадолго отрешиться от того, свидетелем и участником чего только что стала. Мне было просто необходимо все хорошенько обдумать. Принять новую реальность и понять, как жить с этими знаниями дальше. А ещё — что делать с мужчиной у себя за спиной. Не успела вспомнить о Ворти, как он снова надумал заявить о себе. А точнее, его безликое воплощение, тут же попытавшееся осторожно обнять меня из-за спины. Но я не дала ему этого сделать. Резко отшатнулась в сторону и, больше не пытаясь скрыть своего истинного состояния, с мокрыми от слез глазами, плохо слушающимися от рвущихся наружу рыданий губами хрипло произнесла:

— Пожалуйста, Лур, уйди. Мне нужно побыть одной.

С полным безразличием наблюдая, как стоявшее передо мной существо, превращаясь в бесформенное облако блестящих частичек, устремилось обратно в свой телесный сосуд, поняла — как же сильно я устала. Хотя сейчас наверняка было не больше десяти-одиннадцати утра, создавалось такое ощущение, что я не спала уже больше суток. А ещё как будто по мне КамАЗ проехался. Сердце болело, душа раненым зверем лежала и подвывала от тоски где-то на затворках сознания, а в теле чувствовалась просто невообразимая слабость. Посему единственное, о чем я сейчас могла мечтать — поскорее принять горизонтальное положение и уснуть. Забыться, чтобы хоть какое-то время не думать обо всем произошедшем за это долгое, насыщенное утро.

— Алис, если я что-то сделал не так или чем-то тебя обидел… — неуверенно начал Луррел, уже придя в себя и принявшись активно одеваться. Но я снова не дала ему договорить. Отвернувшись к окну и опершись ладонями о подоконник, чтобы банально не свалиться в обморок от усталости, тихо, но твердо произнесла:

— Просто оставь меня, хорошо?

— Хорошо, — не став больше ни на чем настаивать, отозвался мужчина и молча покинул мой номер.

Услышав, как за ним закрылась входная дверь, уже собралась выплеснуть наружу все напряжение, что успело накопиться во мне за эти несколько часов.

Но нарыдаться вволю не дал мобильник, который снова запиликал. Абонент не числился в списке контактов, что было уже само по себе странно. Кто бы это мог быть?

Вообще, я не имела привычки отвечать на подобные звонки. Но отчего-то чувствовала — в этом конкретном случае стоило принять вызов. Что и сделала.

— Да, — шмыгнув носом и наскоро утерев лицо от слез, отозвалась я.

— Алис, ты в порядке? Что случилось? — тут же встревоженно раздалось из трубки.

— Эм-м-м. Ничего. Простите, а кто это? — спросила осторожно, когда голос оказался знакомым, но все же не настолько, чтобы узнать, кто именно мне звонил.

— Ну, мать, ты даешь. Вот так всегда. Ты к ней со всей душой, а она потом тебя ни по телефону не узнает, ни имени твоего не помнит.

— Макс, — сразу тепло улыбнувшись, догадалась я.

— Так-то лучше, — довольно донеслось в ответ. — Ладно, а теперь рассказывай, что у тебя стряслось?

— А с чего ты решил, что у меня что-то стряслось? — снова шмыгнув носом, поинтересовалась я и вдруг осознала, как глупо только что прокололась.

— Ну конечно. А порыдать ты просто так, со скуки сметной решила, да? — отозвался Казанов.

— Откуда у тебя мой номер? — нагло проигнорировав сказанное, попыталась сменить тему я.

— Александр Юрьевич дал. Попросил у него, потому что беспокоился о тебе. Накричала на свою сказку в ресторане, потом ушла. Он последовал за тобой. Ну вот я и подумал, дай-ка позвоню, узнаю, все ли хорошо. И как вижу, не зря. Так что произошло?

— Ничего, — произнесла тихо, чувствуя, как к горлу подкатил очередной ком, а на глаза снова начали наворачиваться слезы.

— Алиса, если ты не хочешь, чтобы я прямо сейчас сорвался с места, наплевал на экскурсию, взял и приехал…

— Мне кажется, я что-то испытываю к нему. Что-то большее, чем просто влечение. И мне стыдно за эти чувства. И за мысли, которые возникают в голове в его присутствии. Но пока он рядом, я словно этого не замечаю. А стоит ему уйти — и становится так плохо, что… Макс, прости, что вываливаю на тебя все это, но я просто не знаю, что делать. И как дальше быть. Я люблю своего мужа. И наших детей. Дорожу своей семьей. И если я сейчас поддамся искушению и предам их, то уже никогда себе этого не прощу. Я не знаю, что мне делать.

— М-да, ну и напридумывала же ты сама себе проблем, — раздалось по прошествии недолго молчания.

— Считаешь, я не права? — поинтересовалась, сама до конца не понимая, зачем обсуждаю и гружу взрослыми проблемами обычного мальчишку, которого знаю-то всего несколько дней.

— Ты меня, конечно, извини. Может, я чего-то не догоняю, — снова после короткой паузы отозвался Макс. — Но, по-моему, мысли о вероятной измене уже и есть измена. Нет, конечно, ты можешь запретить себе спать с мужчиной. Но если продолжаешь думать о нем в этом ключе, то чем твои фантазии лучше тех же действий? А? Эй, Алиска? Ты ещё там?

— Я точно сейчас с двадцатилетним студентом-бездельником, а не с каким-нибудь профессором по семейной психологии разговариваю? — по-прежнему находясь в шоке от всего только что мне сказанного, с опозданием отозвалась я. И главным образом потому, что никак не ожидала услышать столь глубокие мысли от обычного подростка.

— Считаешь, мне стоит сменить не только универ? А что, это мысль. Вот папик взбесится. Он этих мозгополоскальщиков терпеть не может.

— Эй, ты там с местью для родителя поосторожнее. Он покричит-покричит и упокоится. А тебе потом этим всю жизнь на хлеб зарабатывать.

— Ой, я тебя умоляю, — полным неприкрытого сарказма голосом произнес Казанов. — На хлеб.