— Тебе тоже не позавидуешь, — согласился подполковник, стрельнув на нее глазами.

— Зато теперь меня не будут обвинять в убийстве, если я сама — жертва, — извлекла хоть что-то положительное из ситуации Лолита. — А то предупредили: не уезжай из города! Я и не собиралась никуда уезжать, но меня все равно это очень напрягает. — Лолита состроила гримаску обиженного ребенка.

В палате повисла неловкая пауза. Лев Михайлович хлебнул еще.

— Что? В чем тебя обвиняют? Я чего-то не знаю? Рассказывай, коль начала…

— Меня обвиняют, что я убила своего конкурента-антиквара. И девушку, только что устроившуюся ко мне на работу, отравила. Представляете, как смешно? — Лолита нервно дернула плечами.

Но никто не смеялся. Полицейский залпом допил коньяк, словно она дала ему этот толчок, разрешение своим жутким признанием.

— А поподробнее? — Лев Михайлович быстро вытер губы.

Лолите пришлось все рассказать в подробностях. Лев Михайлович нервно закрутил пробку фляжки, Леонид вообще не знал, что говорить. Он находился в состоянии легкого шока.

— Только не говорите, что это тоже на меня покушались! Спутать меня с дедулей вряд ли представлялось возможным, даже в темноте, — затараторила Лолита.

— Все равно странно, что рядом с тобой людей убивают или пытаются это сделать, — не согласился с ней Леня.

— Странно-то оно странно, кто бы спорил. — Лолита глянула на сведущего в криминальных делах Льва Михайловича, но его лицо было непроницаемо.

— Разберемся, — туманно бросил подполковник. — Эх, сейчас бы еще выпить! — Он окинул палату тоскливым взглядом.

Лолита считала себя сейчас самой счастливой женщиной на свете. Свершилось чудо! Она, выписавшись из больницы, поехала домой к Леониду и там осталась. И этого оказалось достаточно, чтобы усмирить бушующий вулкан страстей в душе.

Он жил в красивой трехкомнатной квартире в районе метро «Крылатское», что тоже шло к его профессии, как она успела отметить. Квартира находилась на восемнадцатом этаже, это приближало их к небу, да и сама Лолита пребывала на седьмом небе от счастья.

В Леониде ее устраивало все, она не могла поверить в свое счастье. И его доброта, и то, как он вел себя в быту, и четкость в действиях, и пунктуальность, и порядочность, и аккуратность… Единственный минус — это мама Тамара Никитична, женщина с весьма своеобразным характером, она с большим подозрением относилась к Лолите. Но даже ее неприязненные взгляды не могли выбить Лолиту из состояния абсолютного блаженства. Она была готова любить и его маму, и всех его родственников, потому что все они имели непосредственное отношение к Леониду.

С утра Леня поцеловал ее в лоб и ушел на работу, а Лолита встала около девяти утра, умылась, оделась и вышла на кухню выпить кофе. Там уже жарила оладушки Тамара Никитична.

— Покушаешь со мной? — спросила она хмуро, не оборачиваясь.

— С удовольствием, — искренне улыбнулась Лолита.

— Ты присаживайся, я поухаживаю, все же гостья. — Тамара Никитична словно спрашивала или намекала на то, что она здесь долго не задержится.

— Я вам не нравлюсь? — Лолита решила поговорить начистоту.

— У меня единственный сын. Несколько раз я его чуть не похоронила. Я хоронила его товарищей, которых знала еще мальчишками и кормила за этим столом. Он мне очень дорог. Я вырастила хорошего человека и как мать мечтаю, чтобы Леня обрел семейное счастье. Хочу, чтобы рядом появилась порядочная, хорошая женщина.

— И такая женщина появилась? — уточнила Лолита. — Я имею в виду Настю?

— Так ты знала ее? Милая девушка. Какое кощунство! Она так ухаживала за Ленечкой, так его любила! Всё со мной, всё здесь крутилась, щебетала, как птичка-невеличка.

— Только Леня ее не любил, — огрызнулась Лола.

Тамара Никитична закусила губу.

— А тебя, значит, любит? — Она хмуро посмотрела на Лолиту.

— Говорит, что да, а ваш сын не обманывает, я знаю, — улыбнулась Лола.

— А ты его? — подозрительно спросила Тамара Никитична.

— Я точно — да! Вы же знаете лучше всех, какой он замечательный.

Лицо Тамары Никитичны смягчилось.

— Знаешь, чем взять, как подластиться. Ты очень красивая, и я боюсь, разобьешь сердце моему сыну. Ты цыганка или ведьма?

Лолита не выдержала и рассмеялась:

— Ну что вы в самом деле? Какая ведьма? Я — несчастная женщина, которую ваш сын вернул к жизни!

— Что он тебя любит, это и я поняла, — вздохнула мама Лени и поставила перед ней миску, полную оладий. — Пожалуйста!

— Спасибо, выглядят аппетитно. Вы научите меня печь?

— Неужели не умеешь?

— Не-a. Я вообще хозяйка не очень, не то что Настя. Но я способная. Леня голодать не будет, обещаю.

— Ох, красивая ты, но бестолковая! Пропал мой Ленечка, — покачала головой Тамара Никитична, вытирая руки о фартук.

— Я не буду мозолить вам глаза весь день, сейчас на работу поеду, — сообщила Лолита. — А так у меня и квартира есть, мы с Леней можем и там жить. Жилье мне ваше не нужно…

— Леня сказал, чтобы я присмотрела за тобой. Лучше тебе дома посидеть, — пробормотала мама Лени. — Тебе что, правда грозит опасность?

— Говорят, что да. Сама не ощущаю. — Лолита понимала: Тамара Никитична не в курсе, что вертолет Леонида упал из-за того, что рядом сидела она. Такая вот оказалась опасная пассажирка.

— Ой, бедовая, — качала головой Тамара Никитична.

Несмотря на уговоры мамы Леонида остаться, Лола решила съездить по делам. Здраво рассудила: вряд ли кто-то решится ее убить средь бела дня, если, конечно, находится в здравом уме и твердой памяти.

Серафиму Максимовну Лола застала в полной задумчивости.

— Лолита? — спросила старушка так, словно удивилась, что видит ее живой.

— Это я. А вы думали, больше не вернусь? Я же обещала заняться магазином, и вот я здесь, — радостно сообщила Лола, похлопав стенку хозяйским жестом и тут же перемазавшись в побелке.

— Ты займешься, это точно, — с сомнением произнесла Серафима Максимовна. — Теперь я уже не уверена, что на самом деле лавку надо было оставлять. Лучше было сразу продать, и ведь покупатель был! Бедный Петр Евгеньевич! Не успели мы ему ее толкнуть!

— Что за жаргон, Серафима Максимовна? «Толкнуть»… Все равно бы не успели это сделать, даже если бы и договорились… Его же замо… извините, убили в ту же ночь, — удивилась Лолита. — Что-то раньше вы о нем совсем другое говорили! Орали, обзывали последними словами…

— Теперь-то что? Про мертвых или хорошо, или ничего. Спаси и сохрани! Человек такой страшной смертью умер… Мы хоть и не любили друг друга, но всю жизнь сотрудничали. Как ты считаешь, что я должна сейчас чувствовать? Сожаление. Говорить-то я могла что угодно, а вот его жалко в глубине души. Да и страшно мне. Теперь вот смотрю на опечатанный магазин. Становится страшно. Раньше хоть знала — сидит за прилавком злобный старикашка, прости господи. А что, если в районе завелся маньяк, убивающий людей, занимающихся антиквариатом? Ведь даже ничего не похитили… Следующей буду я.