продвигалась в глубь города. Он был полностью разрушен. Дома, которые были белыми, теперь все чёрные. От окон протягивались следы из-за многочисленных пожаров. Но в них всё ещё можно было встретить обычных людей. Улицы были усыпаны ветвями от деревьев и обломками кирпичей. Когда пришла весна, она не смогла расцвести. Всё оставалось таким же серым и безжизненным. Даже само небо сгорело.

Бои в полях для молодых людей давно подошли к концу, и война продолжалась в жилых домах. Только они зачищали подвал, брали подъезд под контроль, баррикадировались у окон, чтобы вести перекрёстный огонь, дабы прикрывать более серьёзные подразделения на улице, как к ним снова проникали вражеские силы.

Однажды они брали новый дом. Стратегически было важно вести огонь именно из него. За некоторое время ребята научились без проблем зачищать жилые помещения. Они понимали друг друга без слов, да и бросали их в не самые проблемные участки. Бывало даже, что бой велся не с боевиками, а с жителями этих же квартир, которые быстро сдавались и отдавали оружие.

Бой начался с подвала и велся ожесточённо. Видимо, этот дом нужен был солдатам, как и боевикам, поэтому они дрались отчаянно. Пули царапали стены. Страшно отскакивали. Выстрелы казались громче. Ребята передвигались согбенно и гуськом, поглядывая друг на друга. Старались ничего не говорить, чтобы враг не просчитывал их замыслы. Разговаривали глазами.

Митя с большей отвагой прорывался вперёд. Они их погнали наверх. Бой перетек в квартиры. К женским крикам. Ребята давно уже их не слышали.

В квартиры они прорывались попарно. Тогда они застряли на четвёртом этаже и с лестницы обстреливали коридор. Казалось, что звук не иссякнет, а навсегда останется эхом этих стен, а дым от автоматов так и будет веять и слезить глаза.

Звук стрельбы. Шум. Дым. Пули стали так отлетать, что никто даже и не высовывался. Огонь шёл в никуда. И снова захватывает дыхание, будто дух хватает за борты кителя и начинает неистово трясти. Ты начинаешь нервничать, бояться. Одна дверь в пустую квартиру была открыта, Митю прикрыли огнём, и он пробежал в неё. Отрикошетило. Мите ударило в лицо. Под глаз. И он рухнул на спину, но так засеменил ногами, что пополз назад. «Я умер? Ничего не вижу, не могу открыть глаза. Мне попали в лицо, конечно, умер. Это конец… конец?». Многие, увидев, что Митя попятился, стали сильнее теснить врага.

Митя не видел, кто его поднимает, но по голосу услышал старослужащего своей роты, которому служить оставалось где-то месяц. Из всех дедов именно этот Митю раздражал больше всего. За время войны он видел, как многие ребята учиняли преступления над мирными жителями. Он не заметил, но в квартире стояли две женщины. Одна молодая, другая — её мать. Они прижались к стене в тот момент, когда Митя стал ползти назад. Деда называли «Кишка». Он был труслив и глуп. С лягушачьими глазами, далеко посаженными друг от друга, и кривым ртом, который он ещё больше искривлял, потому что всё время ругался.

Кишка поднял Митю на ноги. Митя чувствовал боль в глазах. Он всё видел через какую-то маленькую щёлочку в своём зрении. Будто смотрел на этот мир в замочную скважину. Он нервно стал искать воды. Хотелось промыть глаза. «Жжёт, так жжёт. Воды. Блядь, вода. Это ванна. Ну давай открывайся, открывайся. Черт! Нету. Где?». Он кинулся обратно в комнату. И нащупал бутылку в углу. Когда он ее взял, молодая девушка захотела отобрать ее, но Кишка её схватил за платок и волосы и повалил на землю. Митя не стал обращать на крики, он трясущимися руками налил себе пригоршню и прижал к больному месту. «Господи, что в меня попало?». Правый глаз стал открываться. Левый — оставался закрытым.

Моргающим глазом Митя посмотрел на свою руку и увидел грязь и кровь. Он испугался, но тут же обратил внимание на крик девушки. Кишка ее хотел изнасиловать. Задирал ей юбку, судя по звуку, рвал трусы, а она скребла ногами по полу и орала. Всё произошло быстро. Её мать подбежала к Кишке, но тот её одной рукой скинул. И уже направил на неё автомат. Выстрел. Кишка падает лицом вниз. В спине у него пуля. Митя, держа калашников, силился открыть глаз и посмотреть на свою жертву. Он ещё дрыгался. Но внезапно, в этой же квартире, из другой комнаты выбежал старик с оружием. Он намеревался застрелить Митю. Митя не успевал прицелиться, старик выстрелил. Митя ответил огнём. В обе стороны полетели пули. Митя убил его. Очередь старика прошла рядом и поднялась до потолка. Митя упал в беспамятстве. Последнее, что он видел — это Гусака, который думал, что он уже умер.

Митя очнулся в подвале. Уже ночью. Они себе сделали спальное расположение. Одна половина спала, другая — дежурила на этажах. Митя лежал и не знал, что ему делать. Если он сейчас встанет, его свяжут? Почему он не арестован? Он прикоснулся к левому глазу и нащупал повязку, правый, хоть был и уставшим, но открывался и видел.

Митя встал с постели и оглянулся вокруг. Все спали. «Командира даже нет. Они бы поставили охрану к моей кровати. Хотя стали бы они тратить на меня человека? А он выжил? А что если жив? Он ведь знает, что это я. Но он не видел. Я выстрелил в спину. Это мог быть тот старик». Митя аккуратно вышел на лестничную площадку. «Черт, да-нет, я уже арестован. Это всё. Тюрьма. Меня не забрали, потому что я в лёжке был. Да и кому забирать? Валить надо. Куда ты, блин, свалишь? Не знаю, подальше. Что я, проскочить не смогу?». Он стал подниматься на четвёртый этаж. Захотел дойти до той квартиры. От усталости и нервов он верил, что найдёт там Кишку, он хотел узнать — живой он или мертвый. Но встретил он только сержанта своей роты. Он дежурил на этаже и, увидев Митю, направил на него автомат, но потом быстро опустил.

— Ты еблан? Хуйли тебе не спится. Считай, ранение пережил.

— Что со мной произошло?

— Да, кажись, пуля рядом в пол попала, ударила в гальку, и та тебе в глаза залетела. Тебе врач уже всё промыл. Ну ты и