более тяжкое преступление, а потом скрывался, то в личном деле была вся о нем информация, даже сведения о его родителях, жене, родных братьях и сестёр. Алексей и Слава могли уехать в командировку по поимке преступника, оставив введение службы на Голованова.

Когда они ловили преступника, они его сажали на гауптвахту. В день заседания, подсудимого необходимо было отвезти в зал суда, для этого нужно составлять большой приказ, где подписи конвоиров, командира роты, командира батальона, заместителя командира полка по вооружению, который снабжает оружием, заместитель полка по технике, который выдаёт машину, начальника склада патронов, начальника штаба и многих-многих других.

Помимо конвоя приходили приказы на обеспечения эскорта для почётного караула к гробу. Приказ приходил каждый день, и в нём нужно было снова много подписей, которые собрать уже не успевали, так как все начальники и командиры расходились по домам. Чтобы не сидеть на работе допоздна, Алексею дали добро расписываться за них. Именно в тот день Алексей и получил огромную власть в полку.

Домой из-за такой службы Лёха приходил редко, был только в выходные дни, которые он проводил у себя дома с Аней. В будни он ночевал в своей роте, и из-за этого старослужащие и Рыбин боялись устраивать какие-либо акты дедовщины. Больше всего везло Голованову: днём он работал, а ночью в роту возвращался с Алексеем.

Глава 4

Внизу, на улице, шёл бой. Офицерский состав не хило так потрепали на площади. К вражеским домам подходил бронетранспортёр, а за ним следовала колонна. Никто не заметил, что на земле было что-то разлито. Неожиданно для всех, ударила ракетница, и лужи загорелись. Начался обстрел. Чтобы не сгореть, офицеры запрыгнули на машину, и та, быстро газанув, наехала на мину. Всех, кто был на крыше бтр, выбросило на землю. Неприятель их стал обстреливать.

Рота Каразина, которая находилась в доме напротив, была единственной их огневой поддержкой. ОМОН не мог двинуться. Он застрял посреди улицы. Добежать нельзя. Слишком далеко. Из тех, кто выжил, были многие с ранениями. Они ютились за обугленной машиной, и не могли двигаться. В таком положении они лежали целый час. Ребята стреляли по боевикам и не давали им высовываться из окон. Каразин по рации запрашивал ещё один бронетранспортёр, потому что своими силами он подобраться к ним не мог. Ему сказали ждать, но уже прошло много времени. Темнело. Очень скоро солдаты Георгия ничего не увидят. А внизу личный состав всё редел.

Делать нечего. Разрозненно тараторили выстрелы друг в друга. Стрельба уже была больше для запугивания, чем для того, чтобы поразить цель. Солдаты на корточках стояли у окон целый день, стреляя через кирпичные отверстия. Всё больше сгущались сумерки. Ничего не видно. Видны искры от пуль в темноте.

Солдаты старались сменять друг друга, чтобы запихнуть в рот булку и запить быстро чаем, а потом вернуться на своё рабочее место.

Митю никто так и не подменил. Он уже неизвестно какой час сидел на корточках и стрелял в дом напротив. Каразин подошёл к нему со стулом. Сел рядом, протянул булку, а чашку с чаем положил на пол. Теперь к бою добавился этот запах, который варился в кастрюле на всю роту. Его Митя всю свою жизнь не мог забыть. Аромат чего-то противно-приторного, который перебивал горечь, и ощущение ошпаренного языка. Всё время кожица не нёбе сходила и свисала. Митя наощупь щекотал все болячки в своей полости рта.

Митя сделал вид, что не заметил, как Каразин сел. Он избегал с ним разговора после случая с Кишкой. До конца не мог поверить, что он ни о чем не догадывался. Митя уже не стрелял так интенсивно. Лишь только отвечал на выстрелы, если никто другой его не опередит. Все были в состоянии ожидания. Каразин по рации напоминал ситуацию, но ему каждый раз велели ждать.

— Ну что, орёл, как дела? — обратился он к Мите.

Орлами он называл лучших своих солдат.

— Всё хорошо.

— Как глаз, уже лучше?

— Да, нормально.

— Ну хорошо. — он подул на чай и отпил. — А ты молодец. Спас себе жизнь. Видать, действовал спокойно. Кишку я знаю, он мухи испугается, там только понты были.

— Ну не сказать. — не знал, что говорить Митя, делал вид, что не согласен с трусостью Кишки.

«Зачем он заговорил со мной об этом? Он что, что-то вынюхивает? Отвали. Иди к другому».

— Да я точно знаю. Я же наблюдаю за вами. Сразу вижу, кто и как себя ведёт в бою. Поэтому можно многое определить, Дим. Вот ты дерёшься храбро. Видать, не струсил и спас себе жизнь, да? Всё, небось, делал спокойно, как я тебя и учил.

— Да, товарищ капитан. — сказал он и выстрелил в окно.

— Не хочешь об этом говорить? — поджал губы Георгий. Однако я всё равно должен тебя спросить. Так, для формальности. Ты был единственный, кто видел, как умер Кишка. — он вопросительно продолжал смотреть на Митю.

Митя перестал целиться и посмотрел на него.

— Я толком и сам ничего не видел, меня тогда ослепило. Слышал только, как он насиловал ту женщину. Другая, по-моему, его хотела отпихнуть, но он как-то неудачно выстрелил в неё. Не попал. Он же одной рукой держал автомат. На выстрел тогда выбежал тот дедок и стал палить вокруг. Сначала выстрелил ему в спину, а потом очередью стал поворачивать не меня. Пули прошли мимо, но я успел его убить.

— Молодец! — одобрительно сказал Георгий. От Мити отлегло, он проговорил свою речь, которую репетировал уже несколько дней. — Кишка был придурком, такие рано или поздно умирают, а вот тебя терять не хочется.

— Ну Кишка был ефрейтором. — всё защищал его Митя для виду.

— И что? Ты знаешь, почему он им был, да потому что у него просто связи есть в армии. Ему уже младшего готовили, а по окончанию срочки дали бы сержанта. Он хотел быть военным,