Она взмахивает руками, чтобы похлопать в ладоши, но пошатнувшись, хватается за перила. Мы с Ларисой ахаем в один голос и рефлекторно дёргаемся к ней.

– Ты что, пьяная что ли? – взрывается Долгов, становясь бледнее смерти. И тут же переводит взбешенный взгляд на схватившуюся за сердце Ларису. – Что у тебя здесь происходит? Что это вообще такое? – указывает он на Олю.

– Это, папуль, психологическая травма, – нагло заявляет она, не давая матери и рта раскрыть. – Такое бывает, когда папа гуляет, а мама делает вид, что все в порядке и…

– Оля, прекрати себя так вести! – обрывает её Лариса.

– Ты совсем обнаглела?!  – вторит ей Долгов.

– А что такое? Не нравится правда? – ядовито уточняет Олька.

– У тебя гости, не забывай! – холодно напоминает Лариса, я же не знаю, куда себя деть. Хочется провалиться сквозь землю. Наверное, надо и в самом деле уйти, но меня будто парализовало, не могу сделать ни вдох, ни выдох, ни пошевелиться.

– Ой, простите, – продолжает меж тем Олька. –  Я совсем забыла, это же самое главное – создавать видимость счастливой жены и матери.

– Угомонись сейчас же, здесь твой брат! – рявкает Сережа.

– И что? – кричит она в ответ, окончательно слетая с катушек. – Думаете, он ничего не понимает, не видит и не слышит ваших скандалов? Да я с семи лет знаю, что вы из себя представляете, и вы мне омерзительны оба! Разведитесь уже, наконец, и прекратите это уродство! Смотреть на вас тошно!

– Рот свой закрой немедленно! – цедит Лариса дрожащим голосом.

– Сама закрой! Это ведь как раз по твоей части.

– Ты охерела что ли? Ты как с матерью разговариваешь?  – взвивается Долгов

– Точно так же, как и ты. Дурной пример, знаешь ли.

– Я тебе, бл*дь, щас такой пример покажу! – орет он не своим голосом и в мгновение ока преодолевает разделяющие их ступени.

– Серёжа! – кричит Лариса ему в след, а я сама не понимаю, как срываюсь с места и закрыв собой Ольку, хватаю его сжатые в кулаки руки.

– Успокойся, – выдыхаю одними губами, ловя его полыхающий взгляд. Меня трясет, как в лихорадке от нервного напряжения. Я даже не в полной мере осознаю происходящее. Поэтому, когда Сережа красноречиво смотрит на мои сжимающие его предплечья руки, едва не отскакиваю в ужасе от собственной вольности.

Благо, Лариса отвернулась к перепуганному Дениске.

– Пошла в свою комнату, живо, пока ты не получила у меня! – цедит Сережа сквозь зубы, глядя мне за спину. – Будет она тут нас жизни учить!

– Да вы необуча…. – хочет Прохода в очередной раз огрызнуться, но я не выдерживаю и рявкаю:

– Оля, замолчи!

На короткое мгновение повисает давящая тишина.

– Настя, думаю, тебе пора домой, – наконец, вспоминает обо мне Лариса. И почему она не могла сказать этого раньше?

– Да… конечно, – смутившись, соглашаюсь торопливо и взглядом прошу Долгова уйти. Он, как ни странно, на сей раз понимает мои позывные. Втягивает с шумом воздух и, не сказав больше ни слова, уходит на второй этаж. У меня же едва ноги не подкашиваются от облегчения.

Господи, неужели все обошлось?!

Словно сомнамбула спускаюсь в холл и, стараясь не смотреть на заплаканного Дениску и Ларису, беру протянутую экономкой куртку и прошу принести мою сумку.

– Подожди, я с тобой поеду. Поживу у тети, – объявляет вдруг Олька.

Естественно, Лариса встает в позу, и у них начинается новый раунд, но я уже не слушаю.

Я настолько морально измотана, что сил хватает только на то, чтобы добраться до машины. Вскоре ко мне присоединяется Прохода, но я даже не реагирую, впрочем, она тоже не горит желанием что-то обсуждать. Всю дорогу до моего поселка, мы молчим, глядя на пролетающий за окном город, утопающий в гирляндах и неоновых вывесках «С Новым годом!». Атмосфера праздника навевает еще большую тоску. Перед мысленным взором стоит плачущий Дениска и Лариса, и хочется волком выть.

Ну, почему? Почему я должна была это увидеть?

Следующая неделя каникул проходит в режиме меланхолии и размышлений. Я раз за разом прокручивала в мыслях произошедший скандал и, меня охватывали противоречивые чувства. С одной стороны, становилось легче от того, что проблемы в семье Долгова начались задолго до меня и, собственно, семьи в правильном смысле этого слова, давно нет. А с другой – понимание, что я далеко не первая и, Серёженька всю жизнь так кобелирует, коробило, сея в душе сомнения и страх.

Что, если я – просто очередная? Вдруг он каждой обещает развод, а, наигравшись и утратив новизну ощущений, возвращается в свою тихую гавань? Что, если я вновь нарисовала мужчину не с натуры, а идя на поводу у своих желаний и фантазий?

Эти бесконечные «что, если…?» сводили с ума. Я старалась гнать их от себя. Пересматривала по ночам наши фото, любовалась кольцом, и как мантру повторяла: «Он любит меня! Ради «очередной» не расстраивают собственных детей.» Однако Серёжа всю неделю ограничивался лишь короткими звонками, а то и просто сообщениями, и мне было тяжело держать на поводке свою паранойю.

Конечно, я понимала, что после нашего мини-отпуска у него куча дел, плюс накаленная обстановка в доме, да и мой отказ рассказать, что произошло между Олькой и Ваней, тоже вносил свою лепту, и все же на душе было неспокойно. Наверное, если бы не Оля, я бы мысленно сожрала себя.

Переживания подруги не позволяли погрузиться в собственные. Каждое утро, как и в июле, я бежала к нашему с Долговым озеру, только на сей раз, чтобы встретиться с Олькой. Она не хотела никуда выезжать за пределы тетиного дома. Молодых был в городе и почти постоянно караулил ее у главных ворот.  Мне ничего не оставалось, кроме как быть посредником между ним и Олькой, и изо дня в день встречаться с недовольным взглядом сестры Долгова. К счастью, морозы стояли несильные, и в доме мы не задерживались надолго. Катались по нескольку часов на коньках, иногда гоняли по лесу на снегоходе с Жорой наперегонки, чаще просто гуляли под ручку и вели тихие разговоры. Точнее, говорила в основном Оля. Выплескивала все, что накипело, а я отчаянно пыталась найти доводы, чтобы она смогла простить Ваньку, и ей, наконец, стало легче, но Прохода была непреклонна.

«Обманул раз – обманет снова.» – такая у нее была позиция. И сколько бы я не билась, объясняя причины, мотивы и страхи Молодых, сколько он не просил прощения, не писал писем, не обрывал телефон, она продолжала стоять на своем.  Не спала ночами, рыдала в подушку, изводила себя, но ни на миллиметр не сдвинулась.

Честно, меня это начало бесить. Не дать ни единого шанса любимому человеку, когда он так отчаянно борется за тебя – это было за гранью моего понимания, и в то же время я все чаще задумывалась, а не размылись ли из-за Долгова мои границы допустимого? Что по итогу важнее: быть верной своим принципам или своим чувствам? Чем стоит пожертвовать, чтобы быть счастливой?