— Сколько здесь? — спросил Сумароков, невольно переходя на шепот.

— Получается по три миллиона долларов на каждого.

— Ты их проверил? Они не фальшивые?

— И проверил, и пересчитал, — кивнул Шабанов, наслаждаясь произведенным эффектом.

Одно дело держать в руках камни, которые еще предстоит продать, за которые в любую минуту могут открутить голову, и совсем другое — деньги, так сказать, конечный продукт всей затеи, которые можно просто распихать по карманам и, задрав подбородок, отправиться восвояси наслаждаться жизнью.

Не удержавшись, Назар сунул руку в чемодан и вытащил пачку стодолларовых банкнот. На лице, всегда скупом на эмоции, отобразилась счастливая детская улыбка. Не будь рядом Шабанова с Варварой, он рассыпал бы их на голову, наслаждаясь музыкой шуршащих купюр.

Тоже весьма презабавный сюжет, он еще ждет своего гения от живописи.

— Хорошая сумма.

Несколько небрежнее, чем следовало, кинул пачку обратно в чемодан. Одна из банкнот, совершив кульбит, слетела с чемодана и юркнула в самый угол номера. Разбрасываться деньгами большой грех, даже если ты владеешь миллионами долларов. Варвара сделала два неторопливых шажка и, изящно наклонившись, подняла оброненную купюру.

— Можешь забрать эту бумажку себе… На помаду! — улыбнулся Шабанов, подумав о том, что женщина, нагибающаяся за деньгами, доставляет куда большее эстетическое чувство, чем та, что моет в коридоре пол. — Ты их заслужила.

— Спасибо, — охотно согласилась Варвара, положив сто долларов в сумочку. — Но я очень надеюсь, что это всего лишь чаевые.

— Ты с нами или пойдешь своей дорогой? — обратился Шабанов к Назару.

Сумароков отрицательно покачал головой:

— У меня на жизнь совершенно другие планы. Беру свою долю и отваливаю по-быстрому в сторону. Мы же не будем всю жизнь втроем ходить.

— Тоже верно. Можешь забрать один чемодан. В нем три миллиона долларов.

— Я посчитаю, чего же лишать себя удовольствия.

— Дело хозяйское, выбирай любой. Они одинаковые.

Назар Сумароков открыл чемодан, стоявший рядом, и принялся пересчитывать пачки денег. Необременительная работа, более того — приятная. Алчный блеск понемногу померк, а вместо него проступила сосредоточенность, какая встречается у людей, работавших на опостылевшем конвейере. Человек быстро ко всему привыкает, даже к сказочному богатству, а еще через какое-то время он начинает полагать, что просто родился для роскоши.

Шабанов внимательно наблюдал за руками Сумарокова: ни дрожи в пальцах, ни суетливых движений, ровным счетом ничего, что можно было бы назвать побочным эффектом богатства. Пачек оказалось сто сорок две, в которых были купюры разного достоинства, занявшие половину просторного чемодана. Вот, оказывается, как может выглядеть человеческое счастье.

Кто бы мог подумать!

Сумароков хлопнул крышкой. Вот только отчего-то счастья в глазах поубавилось. Ощущение такое, как будто бы взвалил на свои плечи неподъемную ношу.

— Вроде бы все, — устало произнес Назар.

Шабанов хмыкнул:

— Что-то в твоем голосе радости не чувствую.

— Вот теперь думаю, что делать с этой прорвой денег. В банк тоже не сдашь. А до офшоров еще нужно добраться. У меня такое впечатление, что мои проблемы только начинаются.

— Кто знает… Советую деньгами не светить. Сам понимаешь, без головы можно остаться!

— Понимаю… Значит, деньги ты Константину передашь?

— При первой же возможности. Можешь не сомневаться.

— Вот и отлично. Все, я пошел!

— Ты не останешься в пансионате?

Назар хмыкнул:

— Массаж, девочки и все такое… Теперь для этого не самое подходящее время. Хочу как можно быстрее съехать отсюда.

— В таком случае желаю удачи, — протянул Шабанов ладонь.

— Знаешь, а я и не думал, что у нас что-то может получиться. Просто как-то проверить себя хотел в новом деле.

— Я тоже не думал, — признался Степан. — Но вот видишь, получилось! На чем доберешься?

— Возьму какую-нибудь попутку.

— Поезжай лучше в автобусе, так оно будет понадежнее.

Назар ушел, неслышно прикрыв за собой дверь. Некоторое время были слышны его шаги, а потом стихли и они.

* * *

Администратор настороженным взглядом проводил Назара, спешащего с чемоданом, а когда тот скрылся за входной дверью, он поднял трубку:

— Один из них вышел.

— Это который? — прозвучал басовитый вопрос.

— Тот, что помоложе.

— Он был с чемоданом?

— Да.

— Теперь он от нас никуда не денется. Пускай отойдет подальше от пансионата.

— Все понял, — с готовностью отозвался администратор и положил трубку.

* * *

— Ты даже не представляешь, как я устала, — Варвара плюхнулась на постель. — Сейчас я наберу полную ванну воды и буду плескаться в ней целый час. А может быть, и два… Ты не составишь мне компанию? — кокетливо спросила девушка, посмотрев на Степана.

— Весьма заманчивое предложение, — ответил Шабанов, присев рядом, — хотя и аморальное. А может, лучше пойдем в бассейн, где нам никто не помешает, и станем заниматься там разными глупостями?

— Глупостями? — Лицо девушки удивленно вытянулось. — Я ничего о них не знаю. Может, ты мне немного расскажешь, чтобы я была в курсе дела.

Шабанов наклонился, теперь она была под ним — красивая, соблазнительная, яркая. Такой барышне хочется шептать слова любви вперемежку с боцманскими сальностями. Одно из таких крепких выражений так и крутились у него на кончике языка, когда он заглянул в вырез ее платья. Лишь усилием воли Степан подавил в себе накатившее желание. Его нужно удержать для более красивого момента.

— Разумеется, мы начнем с того, что я сначала просто банально стяну с тебя платье. А потом….

— Что будет потом? — кокетливо спросила Варвара, взяв Шабанова за ладонь.

Прикосновение девушки было приятно. Скатываться до откровенной банальщины не хотелось, Варвара достойна того, чтобы удивлять ее всякую минуту.

— А потом обсыплю всеми этими деньгами с головы до ног!

— О! — восторженно протянула Варвара. — Это будет впечатляющее зрелище. Я буду вспоминать о нем всю жизнь! Вот только очень жаль, что его нельзя будет сфотографировать, — маленький носик слегка поморщился, отчего на переносице появилась едва заметная морщинка.

С такой девушкой приятно говорить даже о глупостях. Чего уж там лукавить — просто даже валять дурака! И очень хорошо, что сейчас никто не видит его со стороны.