— Оно, конечно, все так, но эта работа подразумевает дополнительные расходы, — серьезно ответил Модест и вновь углубился в изучение алмазов.

Время тянулось медленно, и Шабанову, маявшемуся от безделья, приходилось смолить одну сигарету за другой. Организм был отравлен, самое время, чтобы лечь под капельницу и очиститься.

Его размышления порой прерывал звуковой сигнал даймот-селектора, извещавший о том, что подтвержден очередной алмаз, а на тестере, напоминавшем обыкновенную ручку, вспыхивало порой до двенадцати индикаторов сразу, свидетельствующих о высшем качестве камня.

Последним проверку проходил крупный алмаз ярко-желтого цвета величиной с голубиное яйцо. Такой камень мог бы свободно украсить даже английскую королевскую корону. Некоторое время Модест держал его на ладони, разглядывая прозрачные грани, а потом, нажав на красную кнопку, посмотрел в ультрафиолете. Внутри камня темными вкраплениями показались включения.

— Видал примеси… — со скрытым торжеством произнес Завадский. — Хотя цвет невероятно хорош. Сколько ты хочешь за все эти алмазы?

— Цены ты знаешь не хуже моего, — немного помолчав, не иначе как для пущего эффекта, продолжил: — Пятьдесят миллионов долларов.

Модест Завадский бережно уложил желтый алмаз в пластиковый пакетик, аккуратно завязал. Прошло с полминуты, вполне достаточно времени, чтобы продумать обстоятельный ответ.

— Цифра завышена. Сам пойми, сейчас у тебя на хвосте находится вся полиция России. Я и так многим рискую, что встречаюсь с тобой. У меня могут возникнуть проблемы при сбыте. Люди, у которых ты подрезал алмазы, тоже не сидят на месте и уже повсюду расставили сети. Мне не удастся сразу пустить камни в работу. Ко мне ведь могут пожаловать… тут нужно действовать крайне осторожно, а медлительность, в свою очередь, так же приводит к убыткам. И алмазы неравноценны, есть действительно неплохие образцы, но есть и такие, которые только на сверла и годятся.

— Хорошо. Какая твоя цена? — раздраженно спросил Шабанов.

— Моя цена — один к десяти. Я ведь покупаю сырье, а это подразумевает дополнительные траты. Полагаю, что пять миллионов долларов будет то, что нужно!

Степан вытащил из сумки брезентовую сумку, на которой отчетливо проступала печать банка «Заречье».

Губы Завадского невольно скривились:

— Весьма неосторожно, за одну такую тряпку можно получить десять лет лагерей.

— Решил оставить себе на память в качестве сувенира. Не удержался!

Развязав мешок, Шабанов выложил на стол золотые украшения, среди которых были инкрустированные браслеты, кулоны с изумрудами, подвески с александритами, перстни с сапфирами.

— Я не скупщик краденого, — поморщился Модест, — я серьезный бизнесмен.

— В этом я успел убедиться, — хмыкнул Шабанов. — Ты посмотри на изделия. Это не какой-нибудь новодел, эти изделия пришли из Европы, когда-то их носили короли. А вот на этих, — указал он на алмазное колье и серьги с рубинами, — стоит клеймо Фаберже. Сложно даже представить, сколько все это будет стоить на аукционе.

Тонкие капризные губы Модеста сжались в прямую упрямую линию, показав небольшие морщинки в самых уголках. Дело не на пять копеек, его понять можно, расставаться с деньгами было жаль, пусть даже если это не последний честно заработанный миллион. И вообще невозможно представить мультимиллионера, который бы с радостным воплем расставался со своими сбережениями.

— Хорошо, ты красноречив: сколько ты хочешь за эти безделушки?

— Хм, каждая из этих безделушек, как ты говоришь… может стоить сотни тысяч долларов, а то и миллионы, — сдержанно заметил Шабанов, укладывая драгоценности обратно в мешочек. Невольно обратил внимание на то, что Модест Завадский увлеченно рассматривал брошь и явно не спешил с ней расставаться. Наверняка на эту эксклюзивную вещичку у него были определенные планы.

— Ты сам знаешь, могут возникнуть определенные проблемы, если хозяевам вдруг станет известно, кто теперь владелец их побрякушек. А такие вещи могут позволить себе только очень влиятельные люди, и ссориться с ними мне как-то не с руки. Мне придется многим рисковать, если я все-таки куплю у тебя эти вещи.

— Рисковать для тебя не впервой. Наверняка ты уже знаешь, как с ними поступить и кому продать.

— Возможно.

— Но мы не определились еще с ценой по алмазам. Пять миллионов — это не цена за высококачественные алмазы. Так мы не договоримся!

— Хорошо, — после некоторого колебания ответил Модест. — Могу добавить еще три миллиона. Но это уже потолок! Договорились?

— Пусть будет так.

— Вот и отлично! Сколько просишь за изделия?

— Знаешь, я тут со своей стороны навел справки об этих вещах — все-таки интересно знать, какими артефактами владею. — Подняв ожерелье с тремя рубинами, продолжил: — Вот эта вещь когда-то принадлежала Марии-Антуанетте, с шеи королевы ее снял палач незадолго до казни. Потом эта вещица долгое время оставалась у его наследников, а еще через двести лет на аукционе «Сотбис» ее приобрел неизвестный покупатель из России, и вещица осела в банке «Заречье». Так что эти рубины можно расценивать как застывшую пролитую кровь королевы Франции…

— Ты знаешь, кто хозяин этого ожерелья?

— Знаю… Заместитель главы администрации президента Виктор Карнишин. В ячейке были документы, подтверждающие, что это его собственность.

— Ого! Я, конечно, слышал, что он собирает антиквариат, но не думал, что это настолько серьезно.

— А вот этим перстнем владел Александр Второй. Царь передал его генералу Платову вместе с получением графского титула…

— Что ж, весьма убедительная история. И сколько же ты хочешь за все это?

— Немного, всего-то пять миллионов.

— Однако! Если для тебя пять миллионов немного, тогда можно только гадать, какими суммами ты в действительности располагаешь. Давай, подвинься на миллион — как говорится, ни тебе, ни мне.

— Хорошо, договорились, — сдержал вздох облегчения Шабанов. По три миллиона на человека — это не такие уж и малые деньги. — Ты умеешь быть убедительным. Когда произведем расчет?

— Можно прямо сейчас. Знаешь, привык не откладывать важные дела на потом. — Вытащив телефон, Завадский пробежал пальцами по клавишам и произнес после прервавшегося гудка: — Подойди сюда. Сколько… Двенадцать! — И, уже не скрывая радужного настроения, продолжил: — Часть можно крупными купюрами. У нас есть в резерве.

Через минуту в комнату вошли два непримечательных молодых человека в неброских светло-зеленых костюмах служащих пансионата, в руках у каждого было по два объемных чемодана стального цвета.

— Вот что, Артур, — обратился Модест Завадский к одному из тех, что стоял ближе, сероглазому, с короткой стрижкой, — отсчитай моему другу двенадцать миллионов долларов.

— Хорошо, Модест Эдуардович, — охотно отозвался сероглазый.