Сообщив Лили, что к состязаниям вернусь и предвкушаю получить ко́злы, я вернулся в гостиную. Вулф и Кэл восторгались седлом. Я сказал Кэлу, что обдумаю его просьбу и дам знать о своем решении, затем прошел в прихожую, взял шляпу и трость Вулфа, проследовал за ним по лестничному пролету вниз на десятый этаж и вызвал лифт. Потом мы прошли два квартала до стоянки, где я оставил «херон», за который заплатил Вулф, но выбрал я. Передвигаться на такси, конечно же, было бы проще, но он ненавидит устройства на колесах любого рода. Ездить на чужом транспортном средстве с чужаком за рулем – это было бы чересчур авантюрно. Если выбранную мной машину я и веду – что ж, это просто неблагоразумно.

Остановившись на красный на Парк-авеню в районе Пятидесятых улиц, я повернулся к Вулфу и сообщил:

– Я снова возьму машину. Возможно, она мне понадобится. Может, выполню поручение одного из ковбоев. В этом случае, скорее всего, дома к обеду меня не будет.

– Профессиональное поручение?

– Нет. Личное.

– День твой, как и договаривались, – хмыкнул он. – Если поручение личное, меня оно не касается. Но, насколько я тебя знаю, хотелось бы надеяться, что оно безопасное.

– Мне тоже. – Загорелся зеленый, и я дал газ.

Было без десяти четыре, когда я вернулся на парковку на Шестьдесят третьей улице. Взяв на запад, я пересек Парк-авеню и остановился посмотреть. В пределах видимости оказалось пятеро копов. Один разговаривал с водителем, намеревавшимся повернуть за угол, двое трепались на тротуаре, и еще двое сдерживали различных пешеходов, желавших подобраться поближе к троим ковбоям на лошадях. С ними разговаривал какой-то пеший, без всяких ковбойских штучек в одеянии. Я двинулся дальше, и один из копов на тротуаре преградил мне путь и спросил:

– Вы проживаете в этом квартале, сэр?

Я ответил, что нет, но иду на вечеринку мисс Лили Роуэн, и он пропустил меня. Полицейскому управлению Нью-Йорка нравится удовлетворять разумные заявки горожан, в особенности когда заявка исходит от женщины, чей отец являлся главой округа от демократов на протяжении тридцати лет. Нашу сторону улицы расчистили от припаркованных автомобилей, но шагах в двадцати от входа в здание на тротуаре стоял грузовик с кинокамерами, и еще один дальше, возле Мэдисон-авеню.

Когда я уходил с Вулфом, у Лили присутствовали девять гостей, теперь же их насчитывалось двадцать или даже больше. Трое вновь прибывших были ковбоями – вместе с Кэлом Барроу, Харви Греве и Мелом Фоксом теперь их стало шесть, – остальные – обычные граждане. Все они высыпали на террасу. Обычные граждане сгрудились возле парапета – половина с одной стороны и половина с другой, – оставив свободными тридцать футов посередине. Ковбои с сомбреро на головах и лассо в руках выстроились перед высоким и худым человеком в коричневом костюме, рядом с которым стоял Роджер Даннинг, организатор. Худой распинался:

– …Именно так все и должно проходить. Я судья, и действовать только по моей команде. Повторяю, Греве не тренировался, так же как Барроу и Фокс. В этом меня заверила мисс Роуэн, и, полагаю, ни у кого из вас нет желания называть ее лгуньей. Я зачитал вам порядок, но никто не двигается, пока я не выкрикну его фамилию. Помните, что я сказал: если вы слетите с мустанга – это четыре фута вниз. Здесь же вниз все сто футов, и встать и пойти себе дальше после этого вы уже не сможете. Еще раз: никаких хулиганских выходок. На нашей стороне улицы с четырех до шести пешеходов быть не должно, но если вдруг кто-то выйдет из дому и кто-нибудь из вас его заарканит – этой ночью в гостинице вы не ночуете, так и знайте. Мы здесь, чтобы как следует повеселиться, а не шалить. – Он посмотрел на часы. – Время начинать. Фокс…

– Я тоже хочу кое-что сказать, – вставил Роджер Даннинг.

– Прости, Роджер, нет времени. Мы обещали начать точно в срок. Фокс, приготовиться. Остальным разойтись.

Судья прошел к парапету, влево, и взял со стула зеленый флаг на палке. Мел Фокс прошагал к середине свободного участка, сел верхом на парапет и принялся раскручивать лассо. Остальные стали искать свободные места среди гостей справа и слева. Я обнаружил местечко для себя между Лаурой Джей и Анной Касадо. Перегнувшись через парапет, чтобы осмотреть улицу, я заметил, что загораживаю вид Лауре Джей, и чуть пододвинулся назад. Три конных ковбоя и человек, который разговаривал с ними, сгруппировались на тротуаре на полпути к Парк-авеню. Судья вытянул руку с флагом и махнул, человек возле ковбоев на лошадях что-то произнес, и один из мустангов тут же помчал посередине дороги между тротуаром с нашей стороны и припаркованными машинами – с другой. Мел Фокс, приподнявшись, чуть отвел назад крутящееся лассо, потом подал его вперед и запустил. Когда петля достигла низа, то чуть перелетела за линию движения ковбоя на мустанге и оказалась футах в двадцати за ним. В тот же миг, когда веревка коснулась мостовой, Фокс начал выбирать ее назад. До старта второго у него оставалось тридцать секунд. Он управился с подъемом и вновь принялся раскручивать лассо даже быстрее отведенного срока, но судья отдавал распоряжения строго по секундомеру. Он снова махнул флагом, и стартовал второй всадник. Эта попытка удалась получше – петля чиркнула по заду мустанга, но на этот раз не долетела до линии движения. Фокс вновь выбрал веревку, немного сместился на парапете и опять раскрутил петлю. На этот раз ему почти удалось. Анна Касадо слева от меня даже взвизгнула, когда петля, плавно снижаясь идеальной окружностью, задела поля сомбреро всадника. Публика разразилась аплодисментами, и человек в окне через улицу прокричал: «Браво!» Фокс неспешно выбрал веревку, спустился с парапета, что-то произнес, чего я не расслышал из-за поднявшегося гомона, и отошел в сторону. Судья выкрикнул:

– Винс!

На парапет взобрался коренастый и низкорослый юнец в пурпурной рубашке, «левайсах» и рабочих ботинках. В субботу вечером я видел, как он высидел без седла на одном из самых норовистых мустангов, каких мне доводилось видеть, впрочем, я вовсе не специалист. На парапете же он столь не отличился. При первой попытке петля у него ушла вверх, что могло произойти из-за воздушного потока, на второй она накрыла припаркованный автомобиль через улицу, а на третьей ударила по асфальту в десяти футах перед всадником.

Следующим выступал Харви Греве. Естественно, я болел за него, поскольку он неоднократно помогал мне в тот месяц, который я провел на ранчо Лили. Она что-то крикнула ему с другого конца парапета, и он кивнул ей, перекинул ногу и принялся раскручивать лассо. Первый бросок оказался ужасным – петля перекосилась и искривилась еще на полпути вниз. Второй был само совершенство. Петля вращалась вокруг ковбоя словно кольцо дыма вокруг пальца, и Харви грамотно рассчитал время для рывка и затянул ее. Публика издала торжествующий вопль, когда ковбой натянул вожжи и мустанг затормозил, резко остановившись боком. Всадник одной рукой ослабил петлю и скинул ее через голову, и как только она освободилась, судья выкрикнул: «Тридцать секунд!» – и Харви начал выбирать веревку. В третьем броске петля спустилась круглой и ровной, но опоздала на десять футов.