злоупотреблений. Царь, без сомнения справедливо подозревавший, что за этим стоит сам Меркулов, поддержал решение министерства[403]. Фактически, наиболее частые предложения по сбору средств, инициированные дворянством, касались создания учебных заведений, как мы видели в четвертой главе. С самого начала правления Александра I это было одной из важнейших функций местных дворянских обществ.

Несмотря на попытки центрального правительства пристально следить за провинциальной администрацией посредством как переписки, так и инспекций, все их усилия — как и усилия самого Александра I — по наведению порядка в провинции и повышению там качества жизни оказались безуспешными, потому что дворянство было просто недостаточно квалифицированно, чтобы справиться с задачей. Как и при Екатерине II, дворянство не оправдало надежд монарха. Комитет министров в конце концов был вынужден признать, что бессмысленно заставлять дворянство принимать выборную должность, но Александр I настаивал на том, что это их долг («noblesse oblige»). Как мы уже отмечали, он любил цитировать все еще действующий закон Петра Великого, согласно которому дворяне, отказавшиеся служить, не могли больше рассчитывать на свое льготное освобождение от налогов и должны были платить подушную подать. Видимо, были дворяне, симпатизировавшие точке зрения царя. Например, предводитель ярославского дворянства Майков поднял ряд вопросов, на которые был дан ответ сенатским указом 1809 года. Целями указа были более строгий контроль за процедурами, позволяющими выборному должностному лицу уйти в отставку без уважительной причины, а также улучшение потока информации от центрального правительства к дворянским собраниям для достижения более эффективного регулирования дел дворянства[404].

Тем не менее все попытки правительства заручиться сотрудничеством дворян закончились неудачей. Попытки молодого и более образованного поколения государственных служащих, главными из которых были молодые помощники и друзья царя, бороться с инерцией провинциального дворянского общества ни к чему не привели. По безжалостному суждению С. А. Корфа, в конечном итоге их погубили грубое невежество и бескультурье российского общества. Ссылаясь на многочисленные воспоминания того периода, Корф достаточно обоснованно пришел к выводу, что «невежество и грубость провинциального дворянства были еще чрезвычайно велики»[405].

Дворянское собрание в действии: здравоохранение и благосостояние

Среди широкого круга обязанностей местных органов власти, которые несли губернаторы, предводители и дворянские собрания, были вопросы общественного и индивидуального здравоохранения и финансов. Некоторые примеры из обеих категорий дадут представление о том, какие вопросы требовали их внимания. Из областного архива Нижнего Новгорода мы узнаем о мерах, принятых в 1808 и 1809 годах для предотвращения распространения там эпидемии холеры, занесенной из Саратовской, Астраханской и Кавказской губерний. Предусмотренные меры изложены в письме от 27 июня 1808 года губернатору А. М. Руновскому, написанном О. П. Козодавлевым от имени министерства внутренних дел. Они включали запрет на ввоз товаров из зараженных районов и ограничение передвижения людей, которые теперь могли путешествовать только при наличии должным образом санкционированного ордера. Через несколько дней Руновский получил письмо от 4 июля 1808 года от министра внутренних дел князя А. Б. Куракина, в котором сообщалось о необходимых дальнейших профилактических мерах, включая пропускные пункты у городских ворот (заставы) и соблюдение установленного карантина.

Руновский, должно быть, был доволен тем, что 10 июля Сергачский уездный суд подтвердил запрет на выезд из Саратова без специального разрешения. Не менее приятным было письмо, которое он получил через месяц от Козодавлева (датированное 10 августа). В нем тот благодарил его за помощь в решении задачи, порученной ему царем в качестве члена Саратовской губернской карантинной комиссии, которой было поручено бороться со вспышкой холеры. Но, вероятно, менее обрадовало Руновского письмо, полученное им вскоре от другого ее члена, майора Дмитриева (датированное 22 августа), с сообщением о том, что он плохо себя чувствует с 15 августа и, следовательно, не может выполнять свои обязанности в карантинной комиссии[406].

Из вышеизложенного ясно, что роль гражданского губернатора и губернского предводителя дворянства в координации осуществления мер по борьбе с эпидемией была решающей. В надлежащем управлении медицинскими службами центральное правительство полагалось, в частности, на предводителей. Их сила убеждения была необходима в кампаниях вакцинации против оспы, учитывая сопротивление крестьян. Корф утверждает, что в остальном дворянство в целом было бесполезным и «относились довольно равнодушно к оспенным эпидемиям»[407]. Напротив, материалы нижегородского архива свидетельствуют о том, что отдельные дворяне больше заботились о своем здоровье. Например, в одном деле содержится письмо губернатору от 23 апреля 1813 года с просьбой о временном отстранении заявителя от исполнения обязанностей губернского предводителя по состоянию здоровья. Отрывок его гласит: «По продолжающейся и усиливающейся во мне нервической лихорадке потребно прилежное пользование от медиков; почему и не могу до некоторого облегчения от оной отправлять должность Губернскаго предводителя, должен на время поручить исправление сего звания господину нижегородскому предводителю дворянства Павлу Алексеевичу Ленивцеву, которому по сей случай и сделал мое отношение, о чем имею честь известить и ваше высокородие [подпись] нижегородский губернский предводитель дворянства и командующий военною силою»[408].

Другое дело, датированное 1807 годом, касается коллежского асессора В. П. Судакова, которому было разрешено поехать в Москву для лечения «слабого здоровья и зрения». Особенно интересно то, что для совершения поездки Судаков должен был получить предписание Нижегородского дворянского собрания, предположительно в рамках противоэпидемических мер, описанных выше[409]. В другом случае, 12 июня 1814 года, у губернского правительства было запрошено разрешение на освобождение майора Льва Палибина по болезни от должности дворянского заседателя в суде, поскольку он «[с]традает всегда головною болей и слабость сил, зачем, а равно и за старостью лет продолжать службы никак не может». В официальном решении говорится: «Выбор чиновника в дворянские заседатели Княгининской уездной суд предоставить на волю губернского предводителя дворянства». На документе стоят подписи семи депутатов[410].

Один из, возможно, наиболее неожиданных аспектов обязанностей дворянского собрания лежал в области финансовых дел поместного дворянства, которые были открыты как для его поддержки, так и для его контроля. Фактически, многие из дел, перечисленных в рассматриваемых журналах заседаний дворянского собрания, имеют по существу финансовый характер. Это касается, например, выдачи и погашения ссуд, определения процентных ставок и регистрации доходов, полученных от имущества физических лиц. Как показывают следующие примеры, нижегородский провинциальный архив изобилует свидетельствами такой деятельности.

Из реестра хозяйственных операций Нижегородского дворянского депутатского собрания следует, что 4 мая 1810 года прапорщику Якову Онучкину из дворянской казны была предоставлена ссуда в размере 900 рублей четырьмя частями. Спустя три года, уже в звании майора, Онучкин подал в собрание еще одно успешное прошение на аналогичную ссуду, на этот раз используя свое