Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Семинарист не ответил. Ноги сами повели его вперед, к неизвестности. С какой-то бездумной решимостью он вошел под мрачный свод ворот.
Тяжелая створка со скрежетом опустилась за его спиной. В глаза ударил ослепительный свет. Пожалуй, он был не настолько ярким, сколько неожиданным и болезненным после ночного дождливого мрака. Какое-то время царила тишина. Наверное, его рассматривали те, кто включил этот свет. «Значит, здесь есть электричество», – отметил он про себя.
Он ощутил себя как на допросе – когда не видишь лица допрашивающего, а всей кожей чувствуешь лишь разъедающий глаза, сбивающий с толку свет.
– Ну, что вы там, воды в рот набрали? – не выдержал Книжник. – Вот он я, перед вами! Чего вы от меня хотите?
Ответа не последовало. Ноги вдруг дали слабину, парня качнуло. Он понял, что еще немного – и заснет стоя. Интересно, как это – заснуть стоя? Проснется ли он, столбом повалившись навзничь? А поверхность здесь твердая, выложенная камнем…
– А идите вы все, знаете куда? – громко сказал он и сел прямо на брусчатку. Здесь, под сводом «камеры испытаний», было сухо, и одно это действовало расслабляюще. Еще немного – и он вырубился бы окончательно.
– Зачем ты покинул свой дом? – в самое ухо прошептал вкрадчивый голос.
Книжник едва не заорал. Он ожидал раскатистого рыка над головой, искаженного и жуткого, чтобы произвести впечатление на слушателя. А этот шепот – он словно лился прямиком в мозг, и парень напрасно вертел головой, пытаясь увидеть говорившего. Можно было подумать, что голос идет изнутри – но это означало бы, что он начал бредить от усталости. Или то, что говоривший сумел проникнуть прямиком в его сознание.
– Зачем ты покинул свой дом? – повторил шепчущий голос, теперь уже отчетливее и резче.
Этот режущий ухо звук здорово бодрил. Как будто в голову вкрутили шуруповерт, а затем вывернули обратно приличных размеров «саморез». Поморщившись, парень сказал:
– Я ушел, чтобы увидеть мир.
– Зачем? – в шепоте послышалась угроза. – Зачем тебе мир, полный страданий и злобы?
– Кто бы ты ни был – ты прав, – пробормотал семинарист. – В этом мире много боли и зла. Но в нем и много хорошего.
– Чего же хорошего ты нашел?
– Я нашел друзей, – с вызовом произнес Книжник. – И просто хороших людей, сохранивших человеческий облик среди всей этой грязи и скотства. И уверен – найду еще больше. Но главное, я понял: дрожа от страха в своей норе, не найдешь ничего. Потому-то я покинул свой чертов дом и теперь отчитываюсь здесь непонятно перед кем! При том, что в моем далеком доме усталого голодного путника прежде всего бы накормили, дали выспаться – а уж потом и пытали – хоть добрым словом, хоть на дыбе. Вот он мой ответ на все твои вопросы.
Книжник ожидал новых вопросов, но шепот не повторился – словно был обескуражен дерзостью незваного гостя. Зато раздался металлический скрежет, и впереди возникла тонкая вертикальная полоса света. «Внутренние ворота», – понял семинарист. Ватные от усталости ноги сами потащили его вперед, и камера испытаний сменилась странным туннелем из полупрозрачного материала вроде органического стекла или пленки, сквозь который и струился тусклый, равномерно распределенный по всей ее поверхности свет.
Гостя здесь уже ждали. Две фигуры в противогазах и жутковатых костюмах химической защиты жестами заставили его остановиться. Глухой голос скомандовал:
– Ни к чему не прикасаться!
– У вас что – зараза какая-то? – устало поинтересовался Книжник.
– Потенциальный источник заражения – вы сами. Следуйте за нами.
– В отстойник какой-нибудь поведете? – догадался семинарист. – Вроде карантина?
Обладатели противогазов переглянулись. Похоже, он попал в точку. Но ему было все равно: пусть хоть карантин, хоть звериная клетка. Сейчас хотелось только одного – спать. Он брел за этими странными фигурами, и ему казалось, что откуда-то доносится удивительная музыка, какой он никогда раньше не слышал. Наверное, уже начинались галлюцинации. Ну ничего, только бы принять горизонтальное положение – и черт с ними, с галлюцинациями. Пусть хоть ведьмы на его теле пляшут – он будет лишь сладко посапывать.
Очнулся он в небольшом светлом помещении. Гладкие белые стены и такой же белый потолок – все это сбивало с толку, не давая возможности сориентироваться во времени и пространстве.
Первой мыслью было тупое: «Где я?» Хлопая глазами, парень пытался понять, как могла настолько преобразиться его привычная семинарская келья? С постепенным прояснением сознания вернулись воспоминания о вчерашних событиях.
«Кенигсберг… Гавань… Собор… – проплывали в голове последовательные образы. – Сколько же я спал, а?»
Спал он, видимо, прилично, так как на щеке глубоко отпечатался след грубой циновки, постеленной на некоем подобии складной койки. Еще несколько таких коек стояли рядом, и Книжник с некоторым облегчением и радостью увидел на них спящих детей, которых они притащили с собой в это Логово. Зигфрида, Тридцать Третьего и Герцога здесь не было, но имелись три свободных койки – видимо, они проснулись раньше и куда-то ушли. В последнем Книжник не был уверен, так как вырубился, едва коснувшись щекой койки. Он даже понятия не имел, прошли ли его друзья странное испытание на вход в Логово и добрались ли до этой комнаты, выполнявшей, очевидно, роль карантинного изолятора. Нечто подобное было и в Кремле – правда, карантин применялся от случая к случаю, когда имелась реальная угроза внешнего заражения.
Книжник поднялся, огляделся, пытаясь отыскать источник мягкого света, ненавязчиво освещавшего комнату. Но тихо щелкнуло, и в ближайшей стене образовался прямоугольный проем двери, почти незаметной до этого. Парень даже не удивился, увидев в проеме фигуру в костюме химической защиты.
Его провели еще одним узким коридором. После чего гостю пришлось раздеться догола и пройти через настоящее «чистилище» – череду последовательных камер, где его мыли под напором ледяных водяных струй, обсыпали какими-то вонючими порошками и даже освещали неприятно въедливым светом, от которого в воздухе висел характерный запах озона.
Наконец он оказался в тесной «раздевалке», где на скамье его ждал аккуратно сложенный комплект одежды – простая рубаха и простые брюки из светлой ткани. Его собственная одежда исчезла.
– Эй, хозяева! – натягивая рубаху, позвал Книжник. – Мне бы куртку мою вернуть! Она мне дорога как память! Где сейчас такой камуфляж найдешь?
Ответа не последовало. Книжник потоптался на месте, соображая, где выход. Непривычно белый цвет резал глаза. В этом грязном мире такой ослепительный белый выглядит неестественно и даже немного пугает. Неспроста же у древних народов белый – символ смерти.
– А, черт!
Споткнувшись о что-то тяжелое и твердое, он едва не полетел на пол. Это оказался трофейный огнемет, брошенный прямо посреди этой белой «камеры». С шипением потирая ушибленное место, Книжник продолжал озираться.