class="p1">Просто Кристинка – она и правда такая. Не в плохом смысле, но умеет, когда надо, сыграть. Учителя от неё всю жизнь без ума – именно за эти актёрские способности.

Вот и я тогда подумал. И шёпотом так, зло:

– А ну вставай сейчас же! Что ты нас позоришь? Люди вон смотрят!

Хотя я не знаю. Я же не видел ничего! Чувствовал – да, как они бегут со всех сторон. А про то, что смотрят, – это я так сказал.

Просто у неё шапка слетела, и я хоть и не сразу, но заметил волосы. Ещё так странно… Увидел, а сам подумал: «Она что, покрасилась? Вот дурёха!»

У Кристинки же волосы – что-то вроде нашей семейной гордости. Ну или как там говорят? В общем, я чуть ли не у виска покрутил, представляя, как ей теперь от мамы влетит.

И, по-моему, даже встряхнул её пару раз! А она лежит и вообще не шевелится.

И вот тогда я вдруг понял, что не вижу. То есть мне казалось, что я вижу – и Кристинку, и волосы эти чуть ли не чёрные. А на самом деле меня в тот момент уже дико тошнило, и кружило, и эта картинка просто висела в голове как заставка.

А в глазах уже ничего не было. Только блики какие-то: то белые, то розовые. Я их тёр, тёр. Изо всех сил старался, чтобы скорее Кристинку увидеть.

Но всё равно ничего не видел. Только снег и ещё что-то страшное. ||

▶ Как там Гера про меня говорит? Звездочёт?

Да никакой я не Звездочёт. Каин, вот это да – идеальное для меня определение. Я же, получается, собственную сестру чуть не убил.

И это даже не сразу выяснилось! Что чуть. Я сначала думал, что точно. Она же там лежала такая… неживая. И ноги, они были так странно вывернуты, как у куклы. Как будто наизнанку! ||

▶ Когда я всё понял… Ну, что это у неё не игра никакая. Помню, что сразу лёг рядом, стал по голове гладить. И ещё так тихо:

– Кристинка, Кристинка, – звал её.

Я же правда подумал, что она уже всё. Насмерть! А потом вдруг слышу: «Ш-ш-ш… ш-ш-ш». Еле-еле так где-то что-то шумит.

А она, получается, дышала… Просто с трудом! Как будто ей что-то на горло изнутри надавило и дышать мешает.

Но я из-за этого не сразу услышал, что Малинка рядом плакала. Прямо навзрыд. Всё тормошила меня, встать помогла. Но я даже не смотрел на неё. Я её видеть не мог!

Не потому, что не хотел, нет. Просто у меня глаза были снегом засыпаны. Я даже моргнуть боялся, так было больно. Вот и стоял, таращился. Не понимал, откуда он такой нападал – острый и красный.

Потом уже, конечно, понял, что к чему. Что снег там был вообще ни при чём. Просто крови вылилось… Океан, наверно!

А я ещё… ну точно бестолковый!

Сам себе напридумывал, что какие-то дураки краску разлили. И ещё так удивился, потому что, ну правда… что там на этой горке можно было красить, кроме дерева?!

А оно как раз… С того бока, где Кристинка лежала, – точно покрашено было. Лишь бы как. Считай, побрызгали. Но я и тут ничего не понял. Постоял – посмотрел, думаю: «Вот, дерево зачем-то покрасили. К соревнованиям, что ли, готовятся?» Не знаю, почему так. Может, у меня просто красный цвет со спортом всегда ассоциировался?

Теперь вот и с кровью будет. Кристинкиной. ||

▶ На самом деле это я сейчас так растянуто описываю. Сложно слова подбирать… А там на горке всё быстро было! Скорая – и та за пару минут приехала. К Нине, когда у неё давление, они вечно по часу едут, а тут прямо в один миг примчались. Или мне кажется?

Но скорую я почему-то хорошо запомнил. Что в ней были два доктора и медсестра. Хотя и здесь я запомнил только картинки.

Я же тогда ничего не осознавал. Просто стоял и не мог понять – это у докторши куртка такая широкая или Кристинка слишком маленькая, раз её не видно.

Я, наверное, просто цеплялся за что попало, лишь бы только не думать о том, что она и правда – очень, очень маленькая, чтобы вот так на скорости врезаться в такое огромное дерево и чтобы ничего…

Малинка стояла рядом и причитала, как старушка:

– Что же теперь будет? Что будет?

А я подумал: «Всё будет хорошо».

Соврал, конечно. Просто чтобы себя успокоить. Я же видел, когда Кристинку поднимали… Сколько там под ней было крови! ||

▶ Я даже родителям не позвонил! Просто продиктовал кому-то телефон, пока мы в скорой ехали. А потом, когда её на каталке увезли, остался в приёмном. Сидел на стуле и ждал, пока мама с папой приедут. И всё гадал, будут они меня ругать или нет.

Больной, да? У меня сестра при смерти, а я сижу и думаю, влетит мне или нет за то, что я ботинок порвал. Просто они совсем новые были, а мама – она таких вещей вообще не выносит. ||

▶ Но меня как раз и не ругал никто. Когда уже всё закончилось и мы ждали такси, я специально подошёл к маме, чтобы всё ей рассказать. Подумал: «Теперь уже всё равно ничего не изменишь. Надо рассказать!»

А она вдруг меня обняла. По-настоящему, как будто я у неё только что родился. И всхлипнула мне в ухо:

– Нам теперь нужно держаться вместе. Понимаешь?

Я не понимал, но кивнул. Не ради ответа, а просто чтобы не заплакать. Но всё равно заплакал, кажется.

Без слёз, но это точно! Меня там всё время душило. Сначала от страха, а потом резко от радости. А мама меня успокаивала:

– Ну тише, тише, сынок. Всё наладится. Врач же сказал!

Кстати, врач, который Кристинку оперировал… Оказалось, что это Альбина Романовна. Герина мама!

Я её как увидел после операции – натурально обалдел. Сказал «здравствуйте».

Нет… на самом деле я спокойно держался. Просто застыл, наверное, и ничего не чувствовал, пока не узнал, что Кристинка жива. Потом уже дома меня заколотило.

Мама тоже… Особенно в тот момент, когда ей про инсульт сказали…

Я так вообще – сначала даже не поверил! Как это – инсульт? От него же дедушка Витя умер! А Кристинка – она же ещё совсем маленькая, просто головой ударилась. Но Герина мама объяснила,