Сердце разбивается о ребра. Боль не утихает. Поглощает полностью. И не то чтобы я позволяла себе плакать… Я эти рыдания попросту не в силах остановить.

Утихают они сами по себе, когда меня, после физического изнеможения, настигает какое-то дикое безразличие ко всему миру.

Не трогает даже то, что Чарушин разрывает мой телефон звонками. Не желаю знать, что ему надо. Охота послать прямиком к черту. Но я, естественно, поступаю более воспитанно.

Лиза *Феечка* Богданова: Оставь меня в покое! Больше видеть тебя не хочу! Никогда.

С «никогда», безусловно, перегибаю. Неправда это. Боже мой, конечно же, неправда! И повод ведь не самый весомый, чтобы расставаться. Творили вещи и похуже. Понимаю это, но почему-то именно этот поступок Артема задевает и неимоверно ранит. Кажется, что он не просто подвеску разорвал. Разодрал что-то внутри меня. Какую-то энергетическую систему. И разлеталась она с точно таким же звоном.

Дурак… Какой же дурак…

Специально ведь? Назло мне? Иначе откуда такая ярость. Если бы ему действительно было все равно на мой подарок, так бы не поступил. Нет, не поступил!

Дурак… Какой же дурак!

Хоть бы написал что! Хоть бы ответил! Нет же, прочитал, и на том все.

– О, Лиз! – восклицает Соня весело, не успев толком дверь открыть. А потом улавливает мое состояние и резко меняется в лице. – Что случилось?

– Ничего, – отзываюсь осипшим голосом.

С приглушенным стоном сбрасываю туфли, в которых пришлось чуть ли не половину городка пройти. И направляюсь в ванную.

– Как ничего? Ты себя видела?!

– Не хочу видеть.

– Ты меня пугаешь! – не отстает сестра.

– Да все нормально со мной, Сонь… Просто с Чарушиным в очередной раз расстались, – изрекаю, прежде чем наклониться над умывальником и плеснуть воды в стянутое после слез лицо.

– В очередной раз?

– Ну да… – подытоживаю легко. – Ерунда, – убеждаю ее, с трудом сглатывая собравшуюся в горле горечь. – Поспать хочу, хорошо?

– Хорошо… – растерянно протягивает Сонька.

– Ты на пары, да? Молодец. А я не пойду. Посплю, потом поработаю, – делюсь планами по дороге в комнату. – Закрой дверь, пожалуйста, чтобы я не выходила уже. Пока.

Захлопываю дверь и проворачиваю ключ. Стаскиваю ставшее ненавистным платье и заваливаюсь на кровать.

Сплю нехарактерно долго. Будто в кому проваливаюсь. С тревожными снами. Куда же без них? Но меня ими давно не испугать. Каждый раз, когда картинка ощущается слишком болезненной, просто переворачиваюсь на другой бок и снова засыпаю.

Ближе к вечеру разлепляю глаза. Спокойно привожу себя в порядок. Убираюсь в квартире. Около получаса болтаю по телефону с Лией. Потом еще пятнадцать минут с Сонькой, которая плюет на запрет разговоров во время работы.

– Сказала же, все нормально у меня, – убеждаю ее. – Убралась, поужинала, сейчас буду браться за работу…

– Ну, смотри мне… А то я весь день из-за тебя на нервах. Даже Чарушину хотела набрать.

– Не вздумай! – резко выкрикиваю я. И это является самым бурным, что выдаю за вечер. – Соня, не дай Бог, – предупреждаю уже спокойнее. – Обижусь до конца жизни!

– Хорошо, хорошо… – сдается сестра. – Я так и думала, что ты будешь против.

– Еще бы!

– Ладно, – вздыхает. – Мне бежать надо, а то еще уволят.

– Давай. Беги.

Завариваю большую чашку чая. Ставлю, как обычно, слева от ноута. Включаю музыку. Загружаю программы и настраиваюсь на долгую продуктивную работу.

«Сегодня я не буду думать о Чарушине», – говорю себе строго.

Нельзя. Слишком много эмоций.

Завтра. Подумаю о нем завтра.

Но едва я включаюсь в творческий процесс, сигналит сообщением телефон. Хочу его игнорировать. Приказываю себе не просматривать.

Потом… Позже… Когда закончу…

С шумом выдыхаю и хватаю смартфон со стола.

BeBank: 10 000 UAH.

Otpravitel Charusnyn A.A.

5433*3456

19:21:13.

И меня второй раз за день накрывает.

Ничего, мать вашу, не прошло.

© Артем Чарушин

Запрокидывая голову, пускаю в воздух густое облако дыма. Пытаюсь собрать разваливающееся на куски нутро. Но, блядь… Я просто в хлам. Без алко штормит, тупо на эмоциях. Настолько их, мать вашу, много. Таскает стихийно, не решаюсь даже спиртом глушить. Чувствую, что полыхнет и раскидает, сука, салютами по всему региону.

Не ожидал, что ей будет больно. Не осознавал, что самого так скрутит. В момент, когда полетели по салону части ее подарка, захлебнулся. Не потому что реально что-то значила эта штука… Да, блядь, конечно, значила! Берег и дорожил, как самым светлым из нашего прошлого. Когда же Дикарка ткнула в эту уязвимую точку, трещинами пошел. В пылу агонии решил резко прижечь эту рану.

Что по итогу? Разорвало.

Да, должен признать. Должен.

Охренел от всех эмоций, что выдала Лиза. В то время как я готов был, как пацан, слезу пустить, она вывернула свою дрожащую душу. Раскричалась от боли.

Мое гребаное сердце едва выдержало.

Наверное, с ее стороны тоже что-то было тогда. В прошлом. А сейчас? Как понять? Почему со мной? Почему? Что, если может быть что-то реально настоящее?

Заколотилось зашитое грубыми стежками сердце. Загорелось и понеслось. С той самой отчаянной надеждой, которую я так, блядь, люто ненавижу.

Плохо помню, что выплеснул вербально. Но когда Лиза убежала, топило меня уже другими чувства. И самым сильным из них являлся страх.

Что больше не подпустит. Что больше не будет моей. Что теперь уж точно конец.

Да, страшно. Страшно, блядь. И это, черт возьми, ошеломляющее осознание.

Стоило бы переждать. Но я не мог. Звонил и звонил Лизе, пока она не прислала перекрывающее все надежды сообщение.

Лиза *Феечка* Богданова: Оставь меня в покое! Больше видеть тебя не хочу! Никогда.

Меня будто оглушило. Рубануло и перебило какие-то жизненно важные связки. Парализовало, на хрен. Внутри гноем прорвались раны. Я начал разлагаться, но упорно продолжал барахтаться. Двигался и выполнял какие-то действия. Сам себе виделся зомби, однако остановиться не мог. Внутри, на протяжении всего дня, ревела лавой кровь, и выл обезумевший, загнанный в клетку зверь.

Денежный перевод – отчаянная провокация. Попытка вновь обратить на себя внимание.

О, как же я себя ненавидел!