Ну, или уважает, по крайней мере.

Он ведь сам предлагал даже отложить на некоторое время или вовсе отменить эту сессию…

Это именно я настояла! Так чего же теперь я мучаюсь сомнениями?!

Между тем, Олег заканчивает втирать анестезирующий крем на внутреннюю часть моих бедер и убирает тюбик на край стола. Я не сразу ощущаю действие крема — до этого момента проходит две или три минуты, во время которых мужчина отвлекает меня крепкими поцелуями и ласками. Потом по коже наконец пробегает едва ощутимый холодок, и чувствительность явно снижается. Думаю, если сейчас я попыталась бы потыкать в собственное бедро пальцем, то почти не ощутила бы этого.

В подтверждение моих догадок, Олег сам обхватывает мои бедра ладонями и сжимает, заглядывая при этом мне в глаза:

— Чувствуешь что-нибудь?

— Да, — я киваю. — Но очень слабо…

— А если так? — он сжимает гораздо сильнее, впиваясь в мягкую плоть почти до красных пятен на коже. Я смотрю на это и по-прежнему почти ничего не чувствую. Даже ответить не успеваю: мой взгляд явно говорит все за меня. Олег удовлетворенно кивает: — Отлично. Значит, можно приступать…

Последнее сказанное им слово все еще пульсирует в моем воспаленном разуме, кулаки крепко сжаты, бедра напряжены до предела, но отступать уже некуда: Олег достает пузырек с антисептиком и проходится ватным диском по моим бедрам поверх давно впитавшегося крема.

Продуманный.

Внимательный.

Позаботился и о анестетике, и о антисептике.

Сразу видно: он делает это далеко не в первый раз. Без нервов, без спешки, без лишних движений.

Это и радует, и пугает, но выбора у меня все равно нет, и я продолжаю наблюдать за происходящим, крепко сцепив зубы и кулаки… аж ногти в ладони впиваются, и тут анестетика нет: больно!

Мужчина берет со столика хирургическую иглу с тянущейся от нее длинной тонкой нитью, и подносит к моей коже.

Я замираю, зажмуриваюсь, ожидая немедленной адской боли. Но этого не происходит. Я лишь чувствую легкий укол. Открываю глаза.

Олег смотрит на меня с улыбкой:

— Больно?

— Пока нет, — выдыхаю я с облегчением.

— Хорошо, — он кивает и снова наклоняется, сосредотачивая взгляд на внутренней стороне моего бедра и игле, которой собирается прошить плоть. Выбирает место. Прощупывает. Несколько раз довольно сильно (хоть я и не чувствую почти ничего) щелкает ногтем указательного пальца: видимо, чтобы найти вены и не вонзиться в них. Потом наконец приноравливается и осторожно задевает иглой кожу, протыкая ее и медленным, очень плавным движением загоняя все глубже, глубже…

Я то смотрю с ужасом, то отворачиваюсь и зажмуриваюсь, то снова распахиваю глаза, чтобы контролировать… ну, или хотя бы чувствовать иллюзию контроля… И как только другие девушки могут полностью расслабиться и отдаться такому жуткому процессу?!

Видимо, этот вопрос так и стоит у меня в глазах, потому что Олег вдруг с улыбкой говорит:

— Это первый прокол. Сейчас станет полегче. Попробуй просто довериться мне, девочка моя.

— Да, мастер, — лепечу послушно, но глаз не закрываю, продолжая наблюдать.

Крови пока нет. Игла уже вошла и вышла с другой стороны, прошив пару миллиметров моего тела (на какую глубину — не знаю и не хочу знать), теперь Олег медленно вытягивает нить.

Я ничего не чувствую. Ну, то есть — почти ничего. Какое-то странное, немного неприятное, но вовсе не смертельное движение на собственное коже все-таки ощущается, но сквозь анестезию — это как во сне…

Я словно наблюдаю со стороны.

Вот нить полностью проходит через мою плоть и стопорится маленьким узелком, который Олег завязал еще в самом начале. Я сама такие узелки раньше делала: только на швейных нитках, а не на хирургических. Забавно.

— Не больно? — спрашивает мой мастер, я отрицательно мотаю головой:

— Нет, — а он уже вытягивает оставшуюся нить в прямую линию, чтобы через три или четыре сантиметра от места первого прокола снова загнать иглу мне под кожу…

Тогда я решаюсь спросить:

— Что это будет? Ну… рисунок, узор…

— Шнуровка крест-накрест, — сразу поясняет мужчина. — Трех крестов на одном бедре и трех на другом будет вполне достаточно для первого раза. Должно получиться красиво.

Он говорит об этом так бесстрастно, словно лепит цветы сливочным кремом на торт или бисерную картину вышивает, но никак не продырявливает иголкой человеческую плоть… Если честно, в это мгновение я вдруг чувствую огромный прилив восхищения и уважения к его мастерству, опыту и невозмутимому спокойствию.

Тут же появляются доверие и первая попытка расслабиться…

Между тем, на втором проколе выступает кровь. Она появляется круглой ярко-красной каплей, и мужчина совершенно отточенным, ровным движением промакивает ее заранее подготовленным ватным диском.

Игла и нить, конечно, тоже в крови, но этого я стараюсь не замечать.

Олег завершает первый стежок и собирается делать второй — тот, что будет крест-накрест по отношению к первому.

Наконец первый крест нитями готов. Я не чувствую по-настоящему сильной боли, разве что неприятные тянущие ощущения в местах проколов, но мужчина почему-то недобро ухмыляется:

— У этого анестетика довольно короткий срок действия, так что каждый следующий крест будет даваться тебе со все большей и большей болью…

— Ты садист, — шепчу я.

— Не ты, а вы, — поправляет Олег. — Не забывай, к кому ты обращаешься. И не забывай, что у нас тут все-таки БДСМ-сессия, а не кружок кройки и шитья… Надеешься обойтись без боли? Не выйдет, детка.

Я молчу выдыхаю, напоминая себе мысленно, что могу остановить пытку в любой момент, но пока все же хочу продолжать: мне интересно, что будет дальше — и действительно ли будет так больно, как он обещает?

Да, действительно будет так больно.

Уже спустя каких-то десять или пятнадцать минут сессия совсем не похожа на то, что было в самом начале. Ощущения — совсем другие.

Да, они нарастают постепенно.

Да, анестетик сдает