Единственная трудность, о которой упомянул Чез со свойственной ему беспощадной откровенностью, – Лукас понятия не имел, что думает по этому поводу сама Оливия.

Он не сомневался в том, что ее влечет к нему, – в экипаже она высказывалась и вела себя настолько откровенно, что чуть не стала причиной катастрофы. Он не сомневался и в том, что нравится ей, что ей приятно проводить с ним время, что она ему доверяет – до определенной степени. Но хотя подобные мысли льстили его самолюбию, он не знал, питает ли она к нему те же чувства, что и он к ней. Ему трудно было назвать собственное состояние любовью. Ему казалось: как-то неправильно зависеть от чувства, в существовании которого он сомневался всего две недели назад. Тогда он допускал в принципе, что любовь существует, но находится за пределами его способностей. Если то, что так крепко сжало его сердце, разум и пах, и есть любовь, значит, любовь действительно серьезный недуг; понятно, почему поэты уделяют любви столько внимания.

Больше всего остального ему хотелось стать для нее таким же незаменимым, какой Оливия стала для него. А он понятия не имел, нужен ли ей.

И вот он вошел в особняк леди Хейзелмир. Просторную бальную залу освещали три огромные люстры, в которых горели сотни свечей. Он смотрел на тот мир, который всячески старался избегать, выискивая в море модных шелков, перьев и порхающих вееров рыжеватые кудри самой невозможной девушки на свете. Сердце у него колотилось так, словно в спину ему вонзил кинжал наемный убийца.

– Крошка Силвердейл? Шансы Уэстерби все время повышались, но после того, как в состязание за ее руку готов вступить Синклер, не стану напрасно тратить наличные. Говорят, он специально приехал в Оперу, чтобы поговорить с ней! Более того, он познакомил ее с братом.

Лукас замер на месте. Приглушенные голоса доносились сзади, из карточного салона, отделенного от бальной залы несколькими горшками с пальмами.

– В самом деле? Он поступил опрометчиво, ведь его брат – такой же повеса, как он сам. Все это очень мило, мой дорогой Форсайт, но я только что услышал еще более волнующее известие. Судя по всему, богатая наследница сама не знает, чего она хочет! – Лукас сразу узнал голос Родни Пейджа, стареющего развратника и сплетника; Синклер осторожно подошел ближе к перегородке.

– Что такое, Пейдж? Можете рассказать подробности? – с жадностью спросил Форсайт.

– Да, могу. Я получил весьма любопытные вести из провинции. Сегодня у портного я наткнулся на Хэмилтона. Бедняга вернулся только что – он наносил супружеский визит жене где-то на диком севере. Речь зашла о последних пари в клубе «Ватье». Кажется, наследница Силвердейл родом из городка, который расположен рядом с тем, где побывал Хэмилтон. Оказывается, у нее там есть прозвище… Ее прозвали Джиллингемской кокеткой. – Для вящего эффекта рассказчик сделал паузу. Послышался шорох: его собеседники подошли ближе. – Оказывается, она бросила жениха у самого алтаря! Родственники бедняги подали на нее в суд за нарушение обещания – и выиграли дело.

– Пейдж, что там за сплетни о наследнице Силвердейл?

– Не сплетни, а чистая правда. Она была помолвлена с каким-то малым, но выгнала его за день до венчания. Родные решили отправить ее к родственнице, чтобы переждать скандал. Она не только богатая наследница, но и довольно милая малышка. И все-таки осторожность не помешает. Кому-нибудь следует предупредить Барнстабла, чтобы он бежал, пока не обожжется.

– И Уэстерби тоже. Проклятие! Я лучше поменяю ставку. Если девчонка, как вы говорите, кокетка и ветреница…

– Очень может быть. Я сам видел, как она строила глазки Синклеру. Высоко метит! Наверное, думает, что он обанкротился и ему нужны ее денежки.

Лукас не стал ждать продолжения; он прекрасно знал, как быстро в Лондоне распространяются слухи. Если Хэмилтон сегодня рассказал об Оливии у модного портного, просто чудо, что об этом еще не слышали в Опере.

Леди Фелпс он увидел раньше Оливии. Она сидела с очень прямой спиной рядом с леди Барнстабл. По ее натянутой улыбке стало очевидно: лондонские сплетники уже сотворили свое чудо. Лукас не стал прибегать к уверткам и сразу подошел к ней.

– Леди Фелпс, позвольте поговорить с вами?

Леди Фелпс бросила затравленный взгляд на леди Барнстабл, но, поскольку ее соседка упорно смотрела перед собой, она встала, слегка покраснев.

– Где мисс Силвердейл?

– Танцует с сэром Фредериком Уитби, но…

– Наверное, вы уже слышали, что Хэмилтон побывал в Йоркшире и привез оттуда новости?

– Да, я…

– А мисс Силвердейл?

Леди Фелпс ссутулилась.

– Нет, вряд ли. Я сама только что узнала. Миссис Фицхерберт весьма любезно попросила кое-что уточнить.

– Да уж, не сомневаюсь. Я слышал, как Пейдж сплетничал о ней в карточном салоне. Что ж, придется задавить сплетню в зародыше.

– Пейдж?! К завтрашнему дню об этом узнает весь Лондон! Как можно задавить сплетню в зародыше?

– Очень просто. Одно дело злорадствовать по поводу мисс Силвердейл, и совсем другое – бросать тень на мою невесту. Единственный способ справиться со сплетниками – вызвать у них страх или посулить еще более лакомый кусочек. Мы применим оба приема сразу.

– Лорд Синклер… – Леди Фелпс вытаращила глаза.

– Не отпускайте ее от себя после танца. Я переговорю с Пейджем и вернусь.

Не дожидаясь ее ответа, он сразу же отправился на поиски возмутителя спокойствия.

– Пейдж! На два слова.

– Синклер! Неужели вы снизошли до нас, простых смертных? Значит, слухи правдивы? Вы в самом деле подыскиваете себе жену?

– Нет, не подыскиваю. Я уже ее нашел. Поэтому я и хочу с вами переговорить. Я слышал, вы распространяете слухи о ней. Мне это не нравится.

Благодушная ухмылка исчезла, краска отхлынула от пухлых щек.

– Я… Я не…

– Еще как! Все говорят, что слышали от вас некое отвратительное прозвище… Я пришлю к вам друзей, и они потребуют у вас извинений. Это только первый шаг; то, что будет дальше, понравится вам еще меньше. Поэтому придержите языки – и свой, и языки ваших бездумных приятелей. Желаю приятно провести вечер!

Он быстро вернулся к леди Фелпс, ненадолго остановившись по пути у оркестра. Оливия стояла к нему спиной, но обернулась, когда он подошел.

– Вы ей сказали? – спросил он у леди Фелпс, не сводя взгляда с потрясенного лица Оливии. – Остальное я объясню сам. Ваш ход, мисс Силвердейл. Пойдемте. Музыканты играют вальс.

– Но… сейчас должен был быть контрданс.

– Неужели? По-моему, дирижер решил, что исполнять вальс куда выгоднее.

– Но почему?

– Мы кое-что отмечаем.

– Мне не хочется радоваться тому, что обо мне пошли слухи. А может быть, вам кажется, что наш третий вальс отвлечет всеобщее внимание от обидного прозвища? Так и знала, что не нужно было сюда приезжать! Я так и сказала Элспет. Что ж, теперь нет смысла оставаться в Лондоне.