– Оливия, я знаю, что тебе не терпится поделиться со мной своими последними открытиями. Удивлен, что тебе удалось приручить Таббса, – он даже не счел нужным сообщить мне о твоем приходе. И все же мне кажется, что разговоры лучше отложить на потом. Сейчас я не в настроении.

– Лукас, я приехала не из-за миссис Элдрич. Я хочу попросить у тебя прощения. Хотя меня это не оправдывает, я в самом деле не думала, что кто-то заметит мое отсутствие, тем более будет волноваться. Признаюсь, я поступила просто ужасно!

– Позволь угадать. Леди Фелпс сделала тебе выговор.

Оливия сложила перед собой руки и сокрушенно улыбнулась.

– Да, но я и сама понимаю, как плохо поступила… Элспет просто ускорила процесс. Обещаю, что в следующий раз я непременно посоветуюсь с тобой, прежде чем что-либо предпринимать.

Он чувствовал себя совершенно беззащитным, как будто с него содрали кожу. Надо поскорее обо всем забыть! Как ни странно, ему сложно было забыть часы, когда он предполагал самое страшное и был сам не свой от ужаса.

Когда она вбежала в прихожую дома на Брук-стрит, раскрасневшись от мороза, сияя от возбуждения, его одновременно охватили такие радость и ярость, что он задавил эти чувства холодностью. Он по-прежнему не знал, что делать. С желанием он еще как-то мог совладать. Как только они вступят в законный брак, он воплотит наяву все свои самые буйные желания, которые она в нем возбуждала, и хоть ненадолго освободится от раздражающего напряжения. Все остальное… мысли об этом он невольно отталкивал от себя. Он не привык к таким сильным чувствам. Он умеет справляться с трудностями, но не когда ему приходится вести внутренний диалог с самим собой. В таких случаях ему хотелось оставаться спокойным. Но сегодня после исчезновения Оливии он понял, что без нее не в силах сохранять хладнокровие.

Будь она проклята!

– Больше так не делай, – сурово проговорил он, перебирая бумаги на столе. – Судя по твоей кротости, леди Элспет приехала с тобой?

– Конечно. Она ждет внизу, в огромной гостиной. Весь дом просто гигантский!

– Ступай к ней, не заставляй ее ждать. Я приеду вечером, и тогда поговорим.

– Разве ты не поцелуешь меня на прощание?

Его так быстро охватил жар, что он положил ладони на столешницу, с трудом преодолевая желание перепрыгнуть через стол и положить решительный конец этой пытке.

– Несмотря на то что мы с тобой помолвлены, ты не должна находиться в комнате наедине со мной.

– Только в щеку – и я уйду. Докажи, что ты меня простил!

Она подошла к столу и чуть наклонила голову, коснувшись пальцем щеки. Его мышцы невольно сжались. Он уже чувствовал нежность ее кожи, тепло и аромат ее губ. Ее кудри, легкие, как перышко, находились так близко, что щекотали ему лицо; ему очень хотелось вынуть из них гребни и шпильки, распустить локоны по плечам. Ее аромат напоминал о недавней поездке в экипаже, когда она льнула к нему, обещая все.

Несколько часов назад он готов был поверить, что она исчезла, что он больше ее не увидит, – и пришел в ужас. Теперь она ждала, что он поцелует ее в щеку, как маленькую девочку, и отпустит…

Проклятие!

– Если я тебя поцелую, то не в щеку.

– Вот и прекрасно! – Она посмотрела на него в упор и прищурилась; такой взгляд оказался и новым для него, и очень знакомым.

– Будь ты проклята, Оливия!

Она взяла его за руку и поднесла ее к своей щеке.

– Лукас, всего один поцелуй!

Лукас закрыл глаза, стараясь набраться решимости, чтобы отстраниться, но стало еще хуже. Просто нелепо! Она явно робеет, но вырвать у нее руку невозможно! Все равно что наблюдать за тем, как падает хрустальный бокал. Он вот-вот разобьется, но сделать ничего нельзя, невозможно остановить неизбежное. В глубине души Лукас понимал, что он еще на что-то способен. Но для начала придется убрать руку…

– Оливия… – снова начал он, но даже произнесение ее имени стало пыткой.

Она прижалась к нему, теплая и податливая, и он живо представил, как она, обнаженная, раскинулась под ним на простыне…

Она склонила голову над его рукой и провела губами по его ладони. Ее дыхание согревало и увлажняло его кожу.

– В прошлый раз я предупредил тебя, чтобы ты так не делала… Послушай же!

– Я слушаю, – прошептала она, согревая своим дыханием кончики его пальцев.

– Так нельзя – не здесь, не сейчас!

Она подняла голову, и ее глаза напомнили ему расплавленное золото с зелеными прожилками.

– Я специально оделась так, чтобы тебя соблазнить. Я сказала Элспет, что нам с тобой нужно обсудить важные дела и меня некоторое время не будет. Ты хочешь, чтобы я ушла?

– Боже правый, да. Сейчас же!

– Ты приедешь потом на Брук-стрит, чтобы я рассказала тебе, что узнала?

– Да.

– Тогда один последний поцелуй, и я уйду.

Она даже не дала ему подумать; она обвила его шею руками, пальцами зарылась ему в волосы и, застонав, подставила ему губы.

– Один поцелуй… Один простой, крошечный поцелуй. Прошу тебя, Лукас!

Бумаги с шорохом полетели на пол; он усадил ее на стол. Она тихо ахнула, когда он раздвинул ей ноги и прижал ее к себе, но тут же прильнула к нему. Ее пальцы перебирали его волосы. Он впился в ее губы поцелуем, завладел ее ртом. Его накрыла мощная теплая волна. Он наконец поддался искушению и раскрылся…

Оливия пришла с намерением умиротворить его, но теперь он впал в исступление. Он жадно целовал ее, усадив на край стола. На сей раз он не был нежен и мягок, да она того и не хотела. Она чувствовала все, что видела в его глазах, – напряжение, страх, досаду, невысказанное желание. Возможно, ей пока трудно его понять. Его губы воспламеняли; руки жадно ласкали ее. Она ожила, и в ней проснулось мощное желание. Нервы напряглись до предела. Казалось, в тех местах, к которым он прикасается, по ней пробегает электрический разряд. Она извивалась и стонала от вожделения; ей хотелось стать с ним одним целым, чтобы слились не только их губы, но и тела. Но когда она попыталась просунуть ладони ему под рубашку, он крепко схватил ее за запястья, и поцелуй стал другим. Теперь он касался ее только губами.

Когда он поднял голову, она еще какое-то время не открывала глаз и прислушивалась к вибрирующей музыке своего тела – от кончиков пальцев до корней волос. То, что слышалось ей, не напоминало ни последние такты вальса, ни песню сирены; в ней словно поднимался ветер перед бурей – и готов был подхватить не только ее. Она угадывала тот же зов желания в Лукасе, хотя тот застыл в неподвижности. Поэтому, когда он заговорил, она не прислушивалась к словам.

– Свой поцелуй ты получила. Теперь иди домой.

Он был прав, ей нужно идти, но она не могла представить, что двинется с места или оторвется от него. Ее место здесь!