Герболио со вздохом облегчения вернулся в палату и опять посмотрел на меня:

— А почему ты в простыне?

— Мантия вся мокрая от пота была, я ее и снял. Запасная дома, но до него еще дойти надо, — пробурчал я.

— Ходить не надо. Я пошлю кого-нибудь, принесут. Ты два дня отдыхаешь. И без разговоров, — прикрикнул он. — Сгореть хочешь досрочно?! Это не обсуждается. — Секунду помолчал и, как всегда ехидно, пообещал: — А вот разговор… и до-олгий отдыху твоему не помешает.

Разговор с Герболио вопреки его угрозам получился совсем недолгим. Его не интересовали подробности, как я это делаю, что при этом вижу, кто первый заметил и кто чему учил. Его больше интересовало, что я могу на практике и чем это поможет жителям города. То, что я сделал это впервые, его не смутило — раз получилось, значит, умеешь. Случайность в такой сложной ситуации, как у лесоруба, — это нечто просто невероятное.

После отправки родственников бывшего умирающего восвояси мы перешли в кабинет знахаря на втором этаже. По пути он распорядился перевести страдальца в палату выздоравливающих, а кого-то из персонала послал к тетушке Матриде за сменной мантией для меня. В этот ранний час длиннющий коридор двухэтажного кирпичного здания больницы был пустынен, темен и тих. Толстые деревянные плашки пола еще не поскрипывали под шаркающими шагами больных и не отзывались барабанной дробью на торопливую твердую поступь персонала. Спокойствие и умиротворение еще властвовали над зданием, но уже готовы были уступить место деловитой суете, гомону и мельтешению отягощенных заботой людей.

— Кламире придется сказать, — откинувшись на спинку кресла и задумчиво постукивая пальцами по подлокотнику, промолвил знахарь. — Девочка она умная, если сразу и не поняла, то скоро обязательно все поймет.

Пару минут мы помолчали. Я просто расслабился и сидел, даже не пытаясь отлавливать ленивые обрывки мыслей о всяких пустяках, всплывающих в сознании. Знахарь о чем-то глубоко задумался. В сонной тишине я уже начал было задремывать, когда Герболио прервал молчание и смущенно (смущенно! Герболио!) спросил:

— У нас в городке есть несколько инвалидов. Не желает ли господин целитель потренировать на них свое умение?

«Господин целитель» он произнес совсем не ехидно, как ожидалось, а даже уважительно. Хотя слова «уважительно» и «Герболио», насколько я узнал знахаря, никак не должны были уживаться вместе.

— Не скрою, — продолжил он, — эти люди — мои близкие друзья, которым я когда-то не смог помочь, а на королевских целителей они рассчитывать не могли.

Он с волнением ожидал моего решения, а мне после удачи с лесорубом было настолько интересно применить новые знания на практике, что я готов был прямо сейчас идти исцелять всех инвалидов Сербано и окрестностей. Увидев на моем лице огромными буквами написанное: «Согласен», он с облегчением вздохнул, торопливо встал и, достав из шкафчика на две трети заполненную бутылку старого вина, разлил в три серебряных стаканчика, извлеченные из того же шкафа.

— Сейчас Кламира подойдет, — пояснил он мое недоумение по поводу третьего стаканчика. — Она в некотором роде тоже участник.

Ждать пришлось недолго. Вскоре в дверь постучали, и, получив разрешение войти, к нам присоединилась Кламира.

— Скажите, если можно, конечно, — недолго сдерживая любопытство, робко спросила она, — что это было?

— Сейчас все поймешь, — сказал знахарь. — Ну-ка, подняли кубки. — Дождавшись, когда мы возьмем стаканчики, он поднял свой и произнес: — За целителя Филлиниана! — И одним махом выпил.

Я последовал его примеру и, поставив стаканчик на стол, посмотрел на Кламиру. Та не пила и неотрывно смотрела на меня. В ее глазах я увидел такое восхищение и обожание, что… Конечно, в первую минуту мне это очень понравилось. Кто откажется быть объектом восхищения и обожания? Это же так здорово. Некоторые лицедеи, насколько известно, жить не могли без этого. В буквальном смысле. Как только внимание капризной публики отвращалось от них, они быстро спивались и умирали. Некоторые ради удержания этого внимания готовы были на все, на самые мерзкие поступки и скандалы, лишь бы о них говорили снова и снова. Неважно, в каком контексте. Главное, чтобы не забыли. Другие же, напротив, быстро уставали от такого внимания и старались всячески его избегать.

За эту минуту, пока смотрел в глаза Кламиры, я многое понял в поведении Вителлины. Понял, почему она старательно избегала людных улиц и собраний, незаметно для окружающих морщилась, когда прохожие слишком уж бурно выражали свое восхищение, а также догадался, чем ее привлекла моя скромная особа. Именно тем, что она не увидела в моих глазах восторга преданного пса. Нет, я не разочаровался в себе, и самооценка моя ничуть не упала. Не все ли равно, собственно говоря, какое именно перо из павлиньего хвоста, который мы широким цветастым веером гордо разворачиваем перед дамами, привлекло ее внимание? Месяц мы были вместе, и нам было хорошо. Было бы плохо — пресечь наши встречи ей ничего не стоило.

Я подошел к Кламире, взял из ее руки стаканчик с вином, к которому она так и не притронулась, и поставил на стол. А потом хорошенько встряхнул девушку за плечи:

— Кламира! Очнись! Я все тот же Филин.

— Да-да-да… — часто-часто, мелко-мелко закивала она. — Я помню, Фил… линиан.

— Просто Филин, Кламира. Мы же друзья!

Огонек восхищения приугас в ее глазах, но, к сожалению, не исчез совсем. Меня охватило тоскливое чувство потери. Я терял подругу. Взамен приобретал поклонницу, но поклонницы и поклонники мне были совсем не нужны. А вот друзья… они на рынке рядочками не лежат — пара за медяк, пучок за серебряк. В данный момент ничего нельзя было поделать, и я понадеялся на время, которое многое лечит. Может быть, излечит и лекаря Кламиру.

Еще вспомнилось, как учитель Лабриано посоветовал не хвастаться перед друзьями. Я представил себе, что Сен и Свента смотрят на меня так же, как Кламира, и мне чуть плохо не стало. Остаться одному, без друзей, в толпе поклонников и поклонниц — это точно не мое.

Два дня я пробездельничал, почти не выходя из дома. Отъедался, отсыпался, отдыхал. На третий день знахарь пришел ко мне сам в сопровождении Кламиры.

— Если ты уже восстановился, может, сходим сегодня к одному инвалиду? — спросил он.

Я согласился, по-быстрому оделся, взял сумку, и мы отправились в путь. Впрочем, идти пришлось недалеко. Инвалид жил через две улицы от дома тетушки Матриды и уже ждал нас. Похоже, Герболио не сообщил ему о цели нашего визита, но бывший командир отряда егерей проявил настоящее гостеприимство. Стол был накрыт и ломился от разнообразнейших закусок, кувшинчиков, свежих овощей и фруктов. У стола хлопотала худенькая пожилая женщина, не растерявшая былой красоты, однако постоянная тревога в глазах явно не добавляла ей здоровья. Хозяин, некогда стройный и плечистый воин, а теперь сгорбленный высохший старик, принял нас, сидя в кресле. Он извинился, что не может встретить гостей стоя, ноги не ходят совсем, тепло поприветствовал знахаря и вопросительно посмотрел на нас.