только раза два, доктор, не чаще, — как-то задумчиво произнес пациент, расстегивая рубаху.

— Давно?

Последовал точный ответ:

— Ах, в прошедшем марте месяце, после женского праздника и на той неделе на следующий день после именин моего любимого дяди. И вот сегодня. Внезапно, совершенно внезапно! Я не спал, доктор, совсем не спал и…

— Принимали таблетки, микстуры? — доктор тщательно вытер руки полотенцем.

— Я опасаюсь микстур. Поэтому лежал в постели и мама приготовила прохладный компресс, а как стало легче, сразу к вам, уважаемый, сразу к вам. Скажите, это не страшно? — пациент разделся и мягко пригладил к спинке стула свой розовый шейный платок.

— Ну, страшен только тигр, да и то не в клетке, — ободряюще пошутил Виктор Иванович.

Оба сошлись на середине кабинета.

— А что ели вчера? — доктор деловито взял голову больного обеими руками и оттянул нижние веки осматривая белки глаз. — Откройте рот.

На него тут же пахнуло крепким коньячным амбре.

«Точно артист», — решил он и начал «простукивать» область печени.

Пациент хотел было что-то сказать, но ойкнул и замолк.

— Да вы, батенька, — объявил Виктор Иваныч, — побаловались алкоголем, я смотрю.

Сконфузившись, тот слегка покраснел:

— О, это лишь дань традиции. Вчера директор устраивал прием в честь коллег из Петербурга и мне пришлось произнести тост.

Виктор Иваныч, нахмурившись, внимательно смотрел на пациента.

— Несколько тостов, — покорно признался больной и отвел взгляд.

Доктор отчего-то бодро похлопал его по плечу, велел одеваться и вернулся за стол заполнять карту. Только спросил:

— Вам сорок шесть?

— Миновало.

Оба долго сидели молча.

— Завтра на анализы. Вот направления, — Виктор Иваныч подтолкнул пальцем стопку бумажек, покрытых ровным почерком. — Запишитесь у дежурной прямо сейчас. А потом в аптеку. Возьмите это, — он строго опустил ладонь на белоснежный бланк с латынью. — Три раза в день по две таблетки.

Пациент поерзал на стуле и робко спросил:

— Но ведь со мной ничего страшного? Все обойдется? Вы так спокойны — я волнуюсь. Ваше молчание ведь не означало…

— Нет. Не означало, — уже с улыбкой ответил ему доктор и с откровенной хитринкой оглядел больного: — Все в порядке, но вы, голубчик, небось пьете лишнее, а?

Пациент опять поерзал, сделал жест, похожий на отрицание, а после коротко сознался:

— Пью.

Но стал объяснять:

— Вы понимаете эту жизнь. Я служу в театре, мой дорогой. Это отношения, это эмоции, это постоянный стресс. Необходимы стимул, страсть, волнение! Мне начал тяжело даваться Гамлет… Я плохо воспринимаю Лаэрта, я не чувствую острия собственной шпаги… Я гибну, не имея на то естественных душевных причин…

Видно было, что он готов продолжать рассказ, но доктор не оказался расположен слушать. «Артист-артист» — убедился он и перебил:

— Так вот мой совет. Послушайте. Немедленно, слышите, немедля бросьте пить и я вам обещаю, что боли в печени тут же прекратятся, а зрение и слух восстановятся, — и с нажимом добавил: — Понятно?

— Но может быть можно обойтись лечением? — настойчиво воскликнул пациент.

— Нельзя, — с легким раздражением парировал доктор. — Вам нужно расстаться с алкоголем.

Пациент вздохнул, поправил платок, откинул седеющую прядь волос и, вынув из кармана серьезную купюру, вежливо положил её перед Виктором Иванычем.

— Я вам обязан, очевидно. Примите. И скажите хотя бы, может быть это лишь временное?

— Что вы имеете ввиду? — опешил Виктор Иваныч.

— Помилуйте! Боли. Глаза. Ощущение глухоты.

Доктор одобрительно покосился на купюру и глянул в раскрытую карту больного:

Леопольд Германович, — он наклонился вперед и доверительно зашептал, — я скажу, как на духу. Резонно. Поскольку разговор у нас откровенный. Бросьте пить и к вам, я повторяю, вернутся зрение и слух. Непременно.

И подтолкнул на край стола рецепты.

Леопольд Германович, поджав губы с загадочной обидою, остался определённо недоволен. Наконец, смело, даже дерзко глянул на доктора, выпрямился, после чего небрежно толкнул рецепты обратно. Изящно проведя ладонью по волосам, он поднялся и прошествовал, поскрипывая чистыми сапогами к двери. Затем повернулся и, в ответ на удивленный взгляд, отчеканил:

— Я услышал ваш совет. Бросить вдохновение ради зрения и слуха? Немыслимо! Я служу Мельпомене и, поверьте, — он вскинул голову, — мне гораздо больше нравится то, что я пью, чем то, что вижу и слушаю. Честь имею.

И гордо удалился, щелкнув дверью. Скрип резиновых сапог смолк в коридоре.

— От, шельмец, — прошептал Виктор Иваныч, аккуратно сворачивая купюру.

Затем пододвинул ногой портфель, созерцание которого прервал приход странного субъекта, поднял на колени и достал из него бутылку и стакан. Налил, крякнул и выдал ответную тираду:

— Подумаешь, артист нашёлся. Ну, — он глубоко вдохнул, — Мельпомена не выдаст, Гиппократ не съест.

Поднял стакан, разом выпил коньяк и, широко ухмыльнувшись, уставился в окно. Там с новой силой стучал дождь, выбивая тоскливую дробь. Но в душе эскулапа уже полегчало.

КАК ЖАЛЬ, ЧТО БОЛЬШЕ НЕЧЕГО ЖЕЛАТЬ!

Запах наслаждения витал в воздухе. Приправленный ароматом дыма и масла. Вечер благоволил, интриговал и томил.

Блюдо подал шеф. Веселый бородатый мужичок здесь за хозяина и повара, но к гостям выходит не часто. Я заслужил его внимание как постоянный посетитель. Янош, — мой давний знакомый — облаченный в белоснежный фартук, словно кухонная фея, поставил на стол главное украшение ужина — жареное мясо. Его помощница добавила чашку с вареным картофелем под зеленью тимьяна и грибной соус. Мы раскланялись и пожелали: я им — доброго здоровья, они мне — приятного аппетита.

На чугунной сковороде шипел, бурчал и, кажется, невысоко, но в явном нетерпении подпрыгивал увесистый кусок говядины. Далеко не всякий трагический актер порой покажет столько эмоций, как это дитя огненной решетки. Еда вообще ведет себя тихо. Но не в этот раз!

Бифштекс был в ударе. Брызгая маревом крохотных фонтанчиков горячего жира, он продолжал бормотать, шкворчать и бурчать. Да так громко, отчетливо, что смысл не надо и угадывать — готов! — тут уж ясно.

Не мешая мясу высказать все, что оно хочет, я потянулся за ножом и вилкой. Лучший ценитель этих страстных речей — урчащий в нетерпении желудок. А хороший аккомпанемент — пауза. Я ждал. Признаюсь, не долго. Терпение — благо, но не сейчас. Как только шипение превратилось в едва различимый лепет, с удовольствием врезался в угощение стальным лезвием и окунул первый кусок в соус. С головой. Приподнял, глубоко вдохнул аромат и отправил в рот.

Ах ты ж, мать честная!

Разрази меня гром небесный, если повар сегодня не волшебник. Какое там! Чародей, кудесник, маг. Его фокус — не дешевый уличный трюк — разгадки не просит. Тут важен итог. Утро не помнит ночи, а хорошая еда — рецепта. Все позади. Теперь только вкус, жар и аромат.

С такой