Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не мог сдержать дыхание. Ну вот, еще и одышка. Давление наверняка подскочило. Поеду к Яше. Он, чертяка, наплетёт с три короба, анекдот расскажет, или кофе, на худой конец, сварит. Глядишь и отпустит. Нет, но дамочка-то! Крашеная. Прям за плечи её схватил и усадил обратно. А она еще удивилась и улыбается — спасибо, видишь ли. Ведьма.
Я выбрался из такси как раз напротив Яшиного дома. Друг мой стоял на подъездной дорожке, курил и широко улыбался. И этот туда же. Как сговорились.
— Привет! — я хлопнул дверью авто. — Ну, чего ты? Чего?
Яша ухмыльнулся еще шире, выдохнул дым и пожал мне руку.
— Рад тебя видеть, старик.
Меня передернуло:
— Яша, паразит, я тебя никогда не бил?
Он улыбнулся так, что оттопыренные уши скрылись за щеками.
— Никак нет-с. А что у вас, батенька, стряслось-то?
— Еще раз меня стариком назовешь, точно поколочу.
— Изволь! Только драться будем на шпагах, поутру и в штиблетах на босу ногу, — он сдвинул брови и показал пальцем. — Что это у тебя прилипло?
Я потянулся рукой к носу.
— Шутка! — Яша просиял.
Оба, наконец, рассмеялись. Один добродушно, другой поневоле.
— Сейчас, погоди, докурю и выпьем кофейку.
— Водки бы мне стаканчик.
— Водка для победителей. А у тебя, я вижу, беда.
Я махнул рукой.
— Не то слово.
Мы устроились на кухне, я начал рассказывать и опять раскипятился:
— Ты представляешь, на автобусе, черт меня дернул, уже лет десять не ездил. И куда? На свидание собрался! А эта крашеная мамзель — на вид приличная женщина, — мне говорит: «Садитесь». Да еще с такой заботой, будто место — в катафалке, а по мне видно, что спешу. Как я должен себя чувствовать?
Яша разлил кофе, втянул носом воздух, то ли чуя аромат, то ли чтоб не расхохотаться, и перебил:
— Сахар?
— Нет. Молоко есть?
— Сливки.
— Немного.
— Валерьянки?
— Себе!
— Я тебя понимаю, понимаю. Если б со мной такое, тоже бы сейчас переживал. Дамочка-то хоть как, ничего?
— Социально безответственная грубиянка. Лучше б прямо в глаза и сказала — старикан! А потом еще и врать пришлось. Ну, как я к Наташе поеду сегодня? Как?
— Шпакойствие, Толька, шпакойствие, — протянул Яша и похлопал меня по плечу, присаживаясь за стол. — Ты все это сейчас кому рассказываешь, а? Я, мой дорогой, между прочим, старее тебя на целых полгода. Помнишь?
— Смешно.
— Смешно, не смешно, а полгода. В нашем возрасте, это почти вечность.
— Да мне сейчас не до вечности.
— Вот именно, голубчик. Давай-ка завершим душевный катаклизьм.
Но я все еще не мог успокоиться и готов был снова клясть судьбу, возраст и ту особу, как вдруг Яша перебил:
— Постой-ка. С утра ломаю голову над одной забавной штукой и никак не могу найти ответ. Чем, по-твоему, занимаются танцоры?
— Которым ничего не мешает? — съязвил я. — Танцуют по мере возможности.
— Верно, — Яша кивнул без улыбки и стал перечислять. — Певцы поют, кузнецы куют, писатели пишут, учителя учат и даже эти… жнецы — жнут. Как тебе?
— Что?
— А то, что совершенно непонятно, чем занимаются композиторы.
— Композиторы? — усмехнулся я, про себя прикидывая, чем они заняты. — Да полно таких. Токаря ведь тоже не токарят. А… что они там делают-то? Или эти, космонавты. А ты это к чему?
— А к тому, что развелось у нас профессий больше, чем глаголов. Да и число бед превысило количество несчастий. Переживаем много и все по пустякам. А в чем причина, сам не пойму. Так, мыслишка запала с утра и бренчит в мозгах. А ты и правда соврал Наталье, что не можешь в кино идти?
— Правда. А что еще было делать? Я же…
Но Яша не дал оправдаться:
— Еще уйма времени. На вечерний сеанс могли бы успеть. Не валяй дурака. Она к тебе со всей душой и жалеет, когда надо, и поймет, если нужно. Чего ты ваньку гнешь?
— Да не гну я никого. Ты не представляешь, до чего обидно было, когда меня с первого взгляда в старики записали. Весь настрой псу…
Опять вступил Яша:
— Гордыня это. А я думаю, что подфартило тебе, дураку. Наташа — милейшей души человек. Таких поискать, а ты по краю ходишь, того и гляди все отношения поломаешь. Я не представляю? Это я то? Да знаешь ведь, что мне в жизни не везло. Чтобы иметь успех у женщин надо быть вот точно таким идиотом, как ты!
Яков вдруг повысил голос и начал произносить слова с такой убедительной страстью, что я мигом притих. А он продолжал:
— Знаешь ли ты, Анатолий, что такое настоящий успех у женщин? — он пафосно ткнул пальцем в потолок и по-гусарски расправил усы. — И как редко он достается. Не знаешь ты ни черта. Так вот, послушай. Может быть твой друг и не самый большой Дон Жуан, но был однажды и на моей улице праздник.
Я удивленно уставился на Яшу. А он начал энергично расхаживать по кухне с чашкой в руке. Прям, Станиславский.
— В незапамятные времена молодости, как все мало-мальски уважающие себя студенты, твой покорный слуга имел честь проживать в общаге. Чудесная школа жизни! В муравейнике, бок о бок со сверстниками, мигом находишь верные понятия о людях, и познаешь правила взаимоотношений. В том числе, и с противоположным полом. Одна трудность — внешностью я тогда сильно уступал и Луи де Фюнесу, и Фернанделю и Барбаре Стрейзанд вместе взятым.
— А Барбара тут причем?
— Слушай. Внешность — не ум, на дороге не валяется. Меня с детства дразнили ушастым. А юность добавила в палитру еще худобу, сутулость и прыщи. Как тебе партретик?
— Пёстренький.
— Вшивенький! — отрезал Яша и чуть не пролил кофе на пол. — Ай, ты ж! Как с этим жить? Представляешь, через какие тернии надо было продираться, чтобы завоевать хоть подобие уважения товарищей. В драке — побьют, в столовке лишний раз не накормят, а уж о девчонках и речи нет — даже не заметят. А девушки — это же…
— И?
— Случай! У каждого в жизни есть счастливый случай. Если повезет и окажешься в хорошем месте да в теплое время суток — ты в дамках. Еще Бетховен говорил мне на досуге… Помнишь Бетховена?
— А то!
— …что если в нужный момент стучать по клавишам рояля, инструмент сам сыграет вальс. Короче, к делу. Была у нас в то время мода собираться большой компанией и играть в «крокодила». Зачем так странно назвали хорошее занятие — не знаю, но играли взахлеб. До