Спустя несколько секунд тишину разорвал шум мотора.

Сильвия куда-то уехала, как поступала довольно часто. И он не знал куда.

Он снова вгляделся в фото. Жена остригла волосы. И лицо ее на глянцевой бумаге заострилось и стало жестким от гнева, совсем как в том сне.

Оставшись один на один со своим страхом и непониманием, Стефан схватил бутылку виски и пил, пока не опьянел.

Пока не заснул, держась рукой за татуировку.

Она гласила: «Расскажи мне о Мелинде. Мои послания начертаны на стене номера 6 в гостинице „Три Парки“. Оставь там же свои».

Кассандра Либерман сняла руку с компьютерной мышки и взяла зазвонивший мобильник. Было уже больше двух часов ночи, а она все еще чатилась в мессенджере.

– Да, кузен. Что новенького?

– Я нашел один вариант. Отличный.

– С отдельной палатой?

– Да.

– А рука? Как рука?

– Рука что надо, полный ажур.

– Что надо, значит?

– Доверься мне. Я бы тебе не позвонил ради какого-нибудь фуфла.

– Когда начинается операция?

– Через несколько часов. Давай выдвигайся. Теперь или никогда.

– Я уже еду, братишка. Буду через час. Никуда не уходи.

– Да куда я денусь?

Кассандра отсоединилась и широко улыбнулась. Прекрасная новость. Если Жак не соврал, вечер, похоже, закончится настоящим апофеозом.

Брюнетка закончила болтать по мессенджеру со своей рыжей подружкой, красавицей Амандиной, оделась – джинсы, черная футболка с изображением группы «ACDC», черные мартинсы – и быстро сложила в сумку фотоаппаратуру. Из загородного дома в Шеврезе ей надо было попасть в больницу Кремлен-Бисетр[40]. Конец порядочный, но игра стоила свеч.

Ее кузен Жак обладал гениальным свойством: он не задавал вопросов. В ее ремесле такие люди требовались всегда.

Возле больницы Жак ее встретил отнюдь не с цветами.

– Черт возьми, ты бы хоть оделась поскромнее. Все надо провернуть тихо.

– Тише, чем летучая мышь?

Он уже исчез за дверью, и ей пришлось припустить бегом, чтобы его догнать. Они шли по длинным пустым коридорам, освещенным гудящими неоновыми лампами.

– А ты уверен, что твой пациент не наделает нам хлопот? – спросила Кассандра.

– При условии, что не будем долго тянуть.

Они остановились напротив палаты 18.

– Это здесь, – уточнил Жак.

– Вот ведь черт, опять 18? Быть того не может!

– А что ты имеешь против числа 18?

– Как раз в самый раз: секс до упаду под конец дня.

Жак предупреждающе поднял указательный палец:

– У тебя пять минут. А если кто-нибудь войдет…

– Ты меня никогда не видел.

Кассандра вошла в комнату:

– Эрве Турель?

Человек медленно отвел глаза от телевизора.

– Я Кассандра Либерман. Санитар должен был вам обо мне сообщить. Я пришла, чтобы сделать фотографии.

Перед ней сидел мужик лет пятидесяти, с румяными щеками и толстым животом. Он удивленно уставился на нее, – видимо, его смутил ее внешний вид.

– Вы ожидали увидеть женщину в белом халате?

– Нет, что вы… просто… я думал, что для медицинского словаря… Ну, короче, вы понимаете?

Черные как смоль волосы Кассандры были острижены очень коротко, почти под бобрик, пальцы унизаны кольцами, а на лице поблескивал пирсинг.

– Не очень. Это займет всего несколько минут, месье. Я сфотографирую только вашу руку, и вы, само собой разумеется, останетесь анонимным. Можно взглянуть?

Он осторожно выпростал из-под одеяла правую руку.

Кассандре удалось ничем не выдать свою радость и остаться бесстрастным профессионалом. Ей никогда еще не доводилось видеть столь ярко выраженного случая болезни Дюпюитрена[41]. Столь совершенного. Пораженный пятый палец под прямым углом загибался внутрь к ладони.

– Вы действительно не можете двигать пальцем?

– Абсолютно.

Гениально, сказала она себе.

Под кожей, от основания большого пальца до обращенной к ладони поверхности мизинца, шел плотный тяж, который не давал пальцу сгибаться, стягивая все три фаланги. Получался великолепный «орлиный коготь».

– Очень хорошо, – подчеркнуто академическим тоном сказала Кассандра. – Когда назначена операция?

Она и без того знала, и ей было наплевать.

– На завтрашнее утро. Всего через несколько часов. Вот юмористы, они посоветовали мне поспать.

– А вы, случайно, незнакомы с больными болезнью Леддерхозе[42] или Пейрони?[43] Я разыскиваю такие случаи.

– Вы что, полагаете, что мы объединяемся в банды? Я даже не понимаю, о чем вы говорите.

– Ничего страшного.

Кассандра осторожно взяла его искалеченную руку и плашмя уложила на простыню. Потом достала из сумки цифровой зеркальный фотоаппарат и подсоединила к нему объектив «70–200» и профессиональную вспышку.

– Готово.

Она нащелкала штук тридцать снимков ретрактильного фиброза во всех ракурсах. Рука полностью, крупные планы фиброзных узлов, затвердений и большого подкожного тяжа, так сказать, «нерва» заболевания.

– Вас не беспокоит, что приходится работать так поздно? – спросил пациент.

– У меня не бывает выбора.

Быстро, как истинный папарацци, она собрала аппаратуру в сумку и повесила ее на плечо:

– Большое спасибо, месье Турель. В определенном смысле вы двигаете вперед науку.

Он расщедрился на заинтересованную улыбку: