— Я женился не по любви! — перебил он. — Надеюсь, ты сразу понял это, как только увидел ее.

Лайонел устремил на него долгий и очень странный взгляд:

— В таком случае она, должно быть, богатая наследница.

— Ничего подобного.

— Что, у нее нет и двадцати тысяч фунтов в год?

— Вообще ни гроша!

— Я привез с собой все необходимое, намереваясь остаться на ночь, но если тебя не устраивает мое общество, я возьму ноги в руки и отправлюсь к Люсии, чтобы принять на себя всю мощь ее черного юмора. Вчера она прямо заявила, что надеялась никогда больше не встречаться со мной на этом свете.

— Оставайся, — вздохнул Хок. — Утром вместе вернемся в Лондон, если это не идет вразрез с твоими планами.

— Наоборот, это скрасит для меня долгие часы дороги. Надеюсь, ты взял на себя труд послать уведомление о женитьбе в «Газетт»?

— Этот труд, без сомнения, взял на себя отец.

— Хотелось бы мне знать, — проворковал Лайонел, — что будет с белокурой Констанс, когда она прочтет колонку брачных объявлений?

— Я бы все равно на ней не женился, даже если бы хотел, — мрачно ответил Хок.

— Ну да, ну да! Клятва твоего отца и все прочее. А ты подумал, какова будет реакция Амалии? Она перебьет всю посуду, купленную на твои деньги.

— Неужели? Чего ради ей так вести себя?

— Вот оно что! — лениво улыбнулся Лайонел. — Что до меня, я намерен жениться на женщине, которая вполне заменит мне любовницу. Я даже мечтаю о том дне, когда мне не нужно будет таскаться по подружкам. Правда, такими, как Амалия, не бросаются, но…

Хок смотрел с таким удивлением, что Лайонел усмехнулся с легкой насмешкой:

— Ты услышал нечто такое, что недоступно твоему недалекому уму?

— Я еще не встречал джентльмена, который поступился бы удовольствиями ради жены, особенно такой жены, с которой удовольствие превращается в супружеские обязанности.

— Согласен, что большинству наших знакомых твои рассуждения придутся по вкусу, потому что они и сами женились по расчету. Однако существуют также браки по любви. Надеюсь, я войду в число тех, кому повезло.

В ответ Хок выругался так грубо, что Лайонел, удивившись, высоко поднял бровь.

— Джентльмен не может всю жизнь развлекаться на стороне, — заметил он.

— Почему бы и нет, если время от времени возвращаться в семью, — цинично возразил Хок.

— Вот, значит, как ты настроен? А как тебе понравится, если и твоя жена будет время от времени позволять себе шалости? Возьмем леди Констанс, которая, кроме ослепительной внешности, обладает и большим самомнением. Она виртуозно флиртует, поверь мне, и хотя этот флирт не зайдет далеко, пока на свет не появился наследник, но кто может поручиться за дальнейшее? Возможно, я напрасно обвиняю тебя в цинизме, дружище Хок, потому что бывают моменты, когда замужние леди вызывают у меня определенный интерес. — Лайонел повел плечами с двусмысленной улыбкой на губах. — Впрочем, это все не важно. Пойдем-ка я покажу тебе моих новых рысаков. Держу пари, они дадут хорошую фору твоим серым.

— Не раньше, чем у твоей двоюродной бабки отсохнет язык! Моих серых я выкупил у Кимделла, когда он проигрался в пух и прах. Во всей Англии не найдется пары, которая могла бы обогнать их.

Фрэнсис стояла у окна маленькой комнаты для рукоделия, окна которой выходили на конюшню, и видела, как Хок и лорд Сен-Левен шли в том направлении, дружески беседуя. Оба они выглядели статными и крепкими, и оба обладали аурой могущества, которую дают лишь богатство и титул. Но она-то знала, как обманчива внешность! Если бы ей еще раз случилось застать лорда Сен-Левена врасплох, он вряд ли выказал бы ей такую же любезность, как недавно в курительной комнате. Скорее всего он не сумел бы скрыть того, что на самом деле думает о ней. И все же он так странно смотрел тогда… словно догадывался о чем-то.

Однако что же предпринять по поводу предстоящей ночи? Еще раз подчиниться любовным домогательствам Хока? Любовным? Это слово тут подходило меньше всего. Супружеским домогательствам с целью зачатия наследника.

Фрэнсис заметила, что лорд Сен-Левен расхохотался, запрокинув голову. Неужели ее муж отпустил какую-нибудь шутку на ее счет? Вряд ли, не до такой же степени он негодяй. А впрочем, кто знает? Она отвернулась от окна, устало поникнув.

Вечером она осталась у себя в комнате, сославшись на нездоровье. Когда Агнес вошла с ужином на подносе, то спросила себя, в чем же состоит нездоровье госпожи. Та беспокойно вышагивала по комнате, то пылая румянцем, то покрываясь бледностью и в такие моменты напоминая цветом лица сметанный соус, которым повариха в этот вечер щедро сдобрила жареную телятину.

— Я больше не допущу этого безобразия, — спустя несколько часов заявила Фрэнсис, обращаясь к пустой спальне. — Пора ему вспомнить поговорку: «Уходя уходи»!

Дело, конечно, было не в этом. Если бы ночью муж явился с дежурным визитом, ей бы пришлось признаться, что она отнюдь не беременна. Даже если бы она промолчала, скрыть месячные было бы невозможно. Фрэнсис страшно было даже подумать о последствиях.

Итак, у нее не осталось выхода, кроме бегства. Фрэнсис соорудила подобие лежащей фигуры из снятого с кровати покрывала, а сама спряталась в комнате для рукоделия.

Спустя часа три Хок бесшумно вошел в спальню жены, он был загружен бренди «под завязку», но его намерение оставалось неколебимым. Затуманенное алкоголем сознание не сразу сумело осмыслить, что в постели лежит тряпичная кукла, а вовсе не жена, и Хок какое-то время поглаживал то, что принял за вытянутую женскую ногу. Когда его наконец озарило, он едва не разнес всю спальню в приступе ярости.

Черт бы ее побрал, эту Фрэнсис! Неужели он так много просит? У нее теперь есть все, чего только может желать женщина, а взамен требуется только полежать минут десять как бревно! Он не требует ни ласк, ни поцелуев, ни даже простой любезности в те нечастые моменты, когда им приходится встречаться!

Хок смутно понимал, что все эти рассуждения скоро будут затерты до дыр, но это не уменьшило его ярости. Тупая, неотесанная дикарка! Какие еще сюрпризы она преподнесет ему в ближайшем будущем?

Единственным, что спасло спальню от полного разгрома, было присутствие в Десборо-Холле лорда Сен-Левена. Хок готов был наутро объясниться с отцом по поводу своих ночных бесчинств и выдержать косые взгляды слуг, но Лайонел… Лайонел — другое дело. Тот не отказал бы себе 152 в удовольствии протянуть с ленивой насмешкой:

— Так ты говоришь, жена спряталась, чтобы избегнуть твоих жарких объятий? А ты, значит, чуть было не занялся любовью с тряпичной куклой? Ей-богу, дружище Хок, с тобой не соскучишься!

Живо представив себе эту сцену, Хок не только остыл, но и протрезвел.

«Ну и оставайся в своем собственном обществе, уродина, — мысленно обратился он к жене, — а мне с самого начала не очень-то и хотелось ложиться с тобой в постель».