Помимо того, он лежит: «Так почему же я лежу, / Дурака валяю?» = «А я лежу в гербарии», — и одинаково выражает свое удивление по поводу того, что его вогнали в гроб и поместили в гербарий: «Сон мне снится — вот те на! <.. > В гроб вогнали кое-как…» = «И на тебе — задвинули / В наглядные пособия».

В «Моих похоронах» герой лежит в деревянном гробу, а в «Гербарии» он говорит: «И пальцами до боли я / По дереву скребу», — причем боль он испытывает и в первой песне: «В гроб вогнали — больно!» /3; 316/. Что же касается его мучителей, то они используют похожие орудия пыток: «А если кто пронзит артерию, / Мне это сна грозит потерею. <…> Жала наготове» = «Все проткнуты иголками». Поэтому формально герои являются мертвыми: «На мои похорона / Съехались вампиры» = «Когда в живых нас тыкали / Булавочками колкими…». При этом в первом случае лирический герой сравнивает себя с червяком: «Безопасный, как червяк, / Я лежу…», — а во втором говорит: «Червяк со мной не кланится»; и видит, что на него готовится покушение: «Еще один на шею косится» = «Паук на мозг мой зарится». Но если в «Моих похоронах» он лишь думает избавиться от вампиров, то в «Гербарии» уже действует: «Ведь я ж их мог прогнать давно / Выходкою смелою» —► «Мы с нашей территории / Клопов сначала выгнали / И паучишек сбросили / За старый книжный шкаф».

Интересно, что герой саркастически называет вампиров «мои любимые знакомые», и с таким же сарказмом он описывает тех, кто поместил его в гербарий: «Ко мне гурьбою движутся / Мои собраться прежние — / Двуногие, разумные, — / Два пишут — три в уме».

А желание прогнать нечистую силу повторится в стихотворении «Две просьбы» (1980): «Ведь я ж их мог прогнать давно / Выходкою смелою. <…> Нате, пейте кровь мою, / Кровососы гнусные» = «Мне снятся крысы, хоботы и черти. Я / Гоню их прочь, стеная и браня».

***

В начале 1971 года Высоцкий пишет одну из своих самых загадочных песен — «Отпустите мне грехи мои тяжкие…», которая была исполнена всего один раз на дому у Валентина Савича (май 1971).

Перед тем, как сопоставить ее с «Моими похоронами», выявим параллели с другими произведениями — в первую очередь, с песней «Не заманишь меня на эстрадный концерт…» (декабрь 1970), где лирический герой оказывался в таком же пограничном состоянии: «Закопайте меня в центральном кругу» — «Мародерами меня раскопаете»; «Глубже чем на полметра не ройте» = «Вам потом покорно тащить из ямы их»; «Все равно я сегодня возьму да помру» = «Мы — покойники».

1970-м годом датируется и набросок «Я ей Виктора простил…», в котором лирический герой обращается к любимой женщине с той же просьбой, что и к друзьям в песне «Отпустите мне грехи…»: «Об одном ее просил: / “Отпустиудавку?”» /2; 602/ = «Отпустите мою глотку, друзья мои!».

В этой песне лирический герой сетует на свою нищету: «Не имел смолы и махры / Даже накомарника», — так же как в другой песне 1971 года: «.Лезу я, словно нищие в сумы, / За полтиной и за рутиной» («Как всё, как это было…»), — и в более ранних произведениях: «У меня в кармане — ни гроша» («Я любил и женщин, и проказы», 1964), «У меня на окне — ни хера» («Несостоявшийся роман», 1968).

Кроме того, он говорит: «Хоть родился у реки и в рубашке я», — что находит аналогию в целом ряде произведений:

1) мотив рождения в рубашке: «Родился я в рубашке из нейлона» («Реальней сновидения и бреда…»), «Меня мама родила в сахарной рубашке»[2076] («Ах, откуда у меня грубые замашки?!»). В последнем стихотворении лирический герой также задается вопросом: «От каких таких причин белые вихры?». А ответ на него дан в черновиках «Пожаров»: «И ветер злой со щек мне сдул румянец / И обесцветил волосы мои» /5; 519/. Кстати, белые вихры уже упоминались в песне «Отпустите мне грехи…»: «Отпустите ж вы вихры мои прелые…». А в черновиках «Памятника» читаем: «На пробор мне вихры расчесали, / Перестригли меня впереди» (АР-6-41).

2) мотив рождения (или действия) у реки: «Жил на выпасе возле озерка» («Песенка про Козла отпущения»), «У моря, у порта / Живет одна девчонка» («Песня Саньки»), «Рядом с морем — с этим не шути — / Встретил я одну из очень многих» («Я любил и женщин, и проказы…»), «И вдруг — это море около» («Песня мыши»).

Последняя песня содержит и другие параллели с «Отпустите мне грехи…»: «Жалко, что промерзнете вы» = «Мне жаль ваших льдышек-ладошек, / А вы мне еще намекаете / Про грубых собак и кошек» (АР-1-129).

При этом и сам герой (героиня) предстает замерзшим и умирающим: «Вот поэтому и сдох…» = «Но силы покинут — и я утону»; «Горло смерзло…» = «Замерзла, как собака» (АР-1-128) (здесь героиня сравнивает себя с собакой, а в предыдущей песне герой сравнивал себя с кабаном: «Вы, как псы кабана, / Загоняете»).

В песне «Отпустите мне грехи…» герой упоминает «вьюгу зимы, / Очень шибко лютую», а в «Песне мыши» героиня сетует на разлившееся море. И в обоих случаях они хотят отомстить врагам: «Только на рассвете кабаны — / Очень шибко лютые» = «Когда б превратились мы в китомышей, / Котов и терьеров прогнали б взашей!».

Кстати, сравнение лирическим героем себя с загнанным кабаном в том же 1971 году встретится в стихотворении «Ядовит и зол, ну, словно кобра, я…»: «Загнан я, как кабаны, как гончей лось». А еще раньше оно разрабатывалось в «Охоте на волков» (1968): «Я на номер иду, как кабан» /2; 422/. И здесь же говорилось о загонщиках: «Кричат загонщики, и лают псы до рвоты».

Также же сравнение себя с загнанным зверем присутствует в «Путешествии в прошлое» (1967), в «Балладе о брошенном корабле» (1970) и в «Побеге на рывок» (1977): «Я, как раненый зверь, / Напоследок чудил», «Я уверовал в это, / Как загнанный зверь», «Зверь бежал на ловца».

Очевидно, что во всех этих случаях речь идет о травле со стороны властей. Однако в песне «Отпустите мне грехи…» лирический герой обращается к своим друзьям, которые фактически превратились в недругов, поскольку тянут из него жилы[2077] [2078] [2079]. Поэтому обращение