планирования деторождения. Хотя центральный правительственный статус Государственной комиссии по планированию семьи, образованной в 1983 году, был понижен ее слиянием с Министерством здравоохранения в 2013-м, сам аппарат государственного планирования деторождения остается на месте. Он включает в себя государственный мониторинг деторождения, компенсационные социальные платежи, взимаемые с нарушителей, санкции против чиновников, чьи муниципалитеты превышают лимиты рождений, национальный закон и бесчисленные нормативные акты для населения, плюс государственные и квазигосударственные конторы по планированию деторождения. Изменяя политику, государство не стало ни переопределять демографический проект, ни распускать организационные и правовые структуры, управляющие планированием семьи; вместо этого оно лишь внесло дополнительную «поправку» в правила деторождения, заменив разрешение иметь двух детей парам, где один из супругов является единственным ребенком (нововведение 2013 года), разрешением на двух детей для всех супружеских пар.

Лица, ответственные за планирование населения и развития в Китае, явно надеются, что изменение политики простимулирует бэби-бум и сдвинет вверх коэффициент рождаемости, который сейчас находится на неприемлемой отметке 1,7 ребенка на каждую женщину. (Эксперты сходятся во мнении, что для предотвращения спада населения необходим показатель в 2,1 ребенка на каждую мать.) Недавняя история обновления политики в Китае говорит о том, что рост коэффициента рождаемости, скорее всего, будет невелик. Из 11 миллионов супружеских пар, которым было разрешено завести двух детей согласно послаблению 2013 года, лишь 15 % решили это сделать. В крупнейших мегаполисах эта цифра была наполовину меньше. Хотя многие пары до сих пор мечтают о «полной семье» с одним сыном и одной дочерью, экономические требования к качественному воспитанию единственного ребенка делают эту мечту недостижимой для всех, кроме самых богатых. Судя по всему, Китай, как и многие страны (и их становится все больше), которые пытались, но не смогли поднять коэффициент рождаемости со дна, на долгие предстоящие годы останется с крайне низкой рождаемостью.

От государства к рынку: впереди опасности

Раз изменение политики не принесет ни репродуктивной свободы, ни интенсификации роста населения — что изменится и будет ли это поводом для радости или тревоги? Я пойду вопреки тенденции и скажу, что снижение государственного контроля несет в себе риски, так как власть государства заменяется властью рынка. Репродуктивные идеи и практики рыночного образца могут показаться предпочтительными, так как рыночные силы работают косвенно (и в основном незаметно), меняя индивидуальные желания. Но рынок несет коварные последствия. Создавая правила политики, государство, при всем своем всемогуществе, должно было принимать во внимание справедливость между социальными секторами, чтобы ограничить коллективный протест. Хотя официальная норма насаждалась небрежно, а иногда не насаждалась вовсе, это все же была норма равенства — общего страдания, — где целое поколение попросили принести жертвы во благо будущих поколений. Напротив, в условиях рынка фактической нормой является неравенство, основанное на платежеспособности, а результатом — растущий разрыв между богатыми и бедными.

В особенности с 1990-х годов, когда Китай решительно вышел на мировой рынок, рыночные силы и потребительские нормы играют все более важную роль в воспроизводстве населения, создавая обширную пропасть между репродуктивными богачами и бедняками. Многим таким тенденциям государство активно противится, но безрезультатно. Среди того, что теперь можно купить за деньги, — «лишние» дети, ставшие важнейшим статусным символом. В то время как бедные обязаны подчиняться правилам деторождения, чтобы избежать огромных штрафов, новая прослойка богатых знаменитостей — из самых заметных можно назвать звезду футбола Хао Хайдуна и режиссера Чжана Имоу — открыто нарушает правило одного ребенка, радостно платя штрафы, чтобы завести столько детей, сколько хотят.

Еще одна вещь, которую можно купить за деньги, — первоклассное здравоохранение для молодых матерей. Если в 1980-е и 1990-е годы хорошей матерью была та, кто приносит себя в жертву, чтобы родить «качественного» ребенка, теперь это та, кто тратит огромные деньги, чтобы побаловать себя, получая индивидуальные услуги женского здоровья и красоты в одном из новых SPA-центров для матерей в Китае. Традиционные послеродовые практики «месяца затворничества» также были пересмотрены и превратились в арену классового состязания. В то время как богатые могут заплатить 30 000 долларов и провести 28 дней затворничества в роскошных дворцах для рожениц с круглосуточным уходом, средний класс вынужден довольствоваться нянями, помогающими по дому, а бедным может вообще не достаться послеродового отдыха.

Для богатых деньги также могут решить проблему бесплодия, стремительно обострившуюся в последние годы. Хотя суррогатное материнство нелегально, родители, способные заплатить до 240 000 долларов и готовые пойти на риск, могут нанять суррогатную мать, чтобы та выносила их ребенка. Еще за деньги можно купить роды в Америке. Родильный туризм — крупный бизнес, особенно в Калифорнии, и супружеские пары, готовые заплатить 60 000 долларов и достаточно везучие, чтобы ускользнуть от полицейских рейдов, могут родить гражданина США, получая перспективу грин-карты в будущем. С концом политики «Одна семья — один ребенок» движущая сила воспроизводства населения еще дальше сместится в сторону рынка, увеличивая и без того широкие классовые разрывы в здравоохранении, размере семьи и социальном статусе.

Возможности проявить глобальную гражданственность

Большая часть мира воспринимала принудительную репродуктивную политику Китая как вопиющее нарушение международной этической нормы, согласно которой супружеская пара имеет право свободно выбирать, сколько детей заводить. Те, кто создавал политику «Одна семья — один ребенок», смотрели на вещи иначе. Быстро уменьшив темп роста населения крупнейшей страны мира, думали они, Китай существенно поспособствует всемирному благополучию и заслужит уважение как ответственный и этичный член сообщества наций. Но эти надежды вскоре рухнули, когда в начале 1980-х годов распространились новости о масштабных нарушениях прав человека, и вопросы о конструктивных целях контроля рождаемости были вытеснены вопросами о недопустимых средствах их достижения.

Об этом мало известно за пределами Китая, но с середины 1990-х годов руководители программы упорно работали над устранением практик злоупотребления и повышения легитимности программы через постепенное приведение ее в соответствие с общепризнанными практиками. Предпочтения в количестве детей упали до исторического минимума, делая принудительные методы все менее нужными. Хотя сейчас политика «Одна семья — один ребенок» ушла в прошлое, этические проблемы сохраняются, так как противоречивое социальное наследие программы деторождения не было урегулировано и даже признано. Сейчас, принимая меры по ликвидации некоторых наихудших социальных последствий этой политики, Китай получил возможность проявить глобальную гражданственность и заслужить ту похвалу, которой он, по собственному мнению, достоин.

Из многих значимых шагов, которые он может — и должен — сделать, особого внимания заслуживают три.

Во-первых, партийное государство должно как можно быстрее исправить нарушения, допущенные по отношению к людям, рожденным вне плана, дав им регистрацию по месту жительства и гарантировав доступ ко всем преимуществам гражданства.

Во-вторых, следует облегчить проблемы «голых ветвей», признав