— Поздоровался шепотом наш представитель — ответа не последовало. Тогда он робко, мелкими шажками ступая по ковру, подходит поближе, и что же он видит?

— Не томи.

— А видит он такую картину. Сидит наш Генеральный секретарь за столом, опустил головку на столешницу и дремлет. Устал маленько. Либо с похмелья, не знаю, врать не стану. Только похрапывает сладко. Стоит наш гость, ждет, дыхнуть боится.

— Разбудил он Брежнева?

— Плохо ты нашего Владимира Хубиева знаешь! Он больше всего на свете боялся нечаянно чихнуть либо еще как-то обозначить свое присутствие у трона. Проходит минута, две, три…

— Да ты и впрямь Шекспир!

— Короче, наш Хубиев совершил самый разумный поступок в своей долгой и неправедной жизни. Постоял он тихо-тихо минут пятнадцать, а заем повернулся и цыпочках вышел из кабинета под раскатистый храп.

— Упустил удачу.

— Наоборот, поймал за хвост жар-птицу! Когда Хубиев вышел из кабинета Брежнева, его никто, конечно, не расспрашивал. Секретарь только сказал:

— Подождите, пожалуйста, в соседнем кабинете.

— Оба?

— Оба. Я скажу, когда вы можете быть свободными.

Ну, сидят они, ждут. Чиновника, который привел Хубиева, любопытство разбирает, он и так, и сяк старается вызнать, о чем Брежнев беседовал с его подшефным. Но Хубиев держится молодцом, дело понимает туго.

— Как отнесся к тебе Леонид Ильич?

— Хорошо.

— Много вопросов задавал?

— Много.

— И международного положения коснулся?

— Само собой.

— А обо мне спрашивал?

— Естественно.

— И что ты? — спросил чиновник, едва дыша.

— Я замолвил за тебя словечко, — молвил Хубиев и покровительственно похлопал своего рекомендателя по плечу.

— Спасибо, друг. Век не забуду.

— Надеюсь.

Сидят они, сидят, никто к ним в комнату не заходит. Что делать? И ждать больше невтерпеж, и выйти боязно.

Наконец в комнату входит сияющий секретарь и чуть не в объятия бросается к нашему посланцу:

— Товарищ Хубиев, поздравляю! Леонид Ильич подписал ваше назначение, отныне вы руководитель нашей цветущей Карачаево-Черкесии! Товарищ Леонид Ильич Брежнев выразил надежду, что вы справитесь на новом посту и поведете республику к новым высотам. И еще Генеральный секретарь нашей партии просил передать на словах, что вы очень чуткий и деликатный человек и разбираетесь в любой ситуации, какой бы сложной, — он посмотрел в бумажку, — какой бы сложной и напряженной она ни была. — С этими словами секретарь вручил Владимиру Хубиеву документ, подписанный Брежневым или уж не знаю кем, и они вышли на старую площадь.

— Товарищ Хубиев, разрешите подвезти вас? — Попросил чиновник, ибо новый глава республики еще не успел обзавестись служебной машиной.

— Подвези, дружок.

— В гостиницу?

— В аэропорт. Я должен обрадовать мой народ.

— …Ну, здоров ты врать, Сергей Сергеевич, — заметил генерал, выслушав помощника.

— Это подлинная история, — запротестовал Завитушный. — Ее знают все в республике, спроси кого хочешь. Я только позволил себе снабдить ее некоторыми подробностями.

— Я и говорю — Вильям Джонович.

— Какой еще Вильям?

— Шекспир.

— Почему Джонович?

— Потому что его папу звали Джон, — пояснил Матейченков.

— А что, история вполне вероятная.

— Из грязи в князи.

— Вот так и царствовал у нас после этого Хубиев двадцать лет. Говорят сам Брежнев не брезговал Тебердой и Домбаем, приезжал сюда отведать клубнички. Впрочем, к тому времени наш генсек уже рассыпался на ходу.

— Ну, а если объективно. Хубиев как руководитель чего-то стоил?

— Безусловно, — ответил Завитушный. — Предоставлю слово цифрам и фактам. За время его правления Карачаево-Черкесия среди прочих регионов России заняла прочное и почетное последнее место…

— Последнее?

— Да.

— По каким показателям?

— Экономическим. Посмотри данные ЦСУ за те годы.

— А в других областях?

— Там успехи еще более впечатляющие. Так, по распространенности сифилиса и туберкулеза мы выбились на первое место.

— Да ты еще и Нестор, летописец родного края. Только вот не в монастыре живешь.

— Нет подходящего.

— Ладно, историю родного края ты мне, худо-бедно, осветил. А что нынче представляет собой Хубиев?

— В каком смысле?

— Имеет он какой-то политический вес?

— Честно тебе сказать, товарищ генерал, сомневаюсь.

— Доказательства.

— Изволь. Дело было совсем недавно, года полтора назад. У нас проходили выборы мэра города Черкесска. У нас же все теперь через выборы делается, прости господи.

— Хубиев ведь тогда еще возглавлял республику.

— Ну да. И он ужасно хотел посадить на теплое местечко своего человечка. Извини, Иваныч, я даже рифмами заговорил.

— Ничего. С летописцами это случается. И что же, добился Владимир Хубиев своего?

— Черта лысого! Уж так он старался, из кожи вон лез, а получил полный облом.

— И кого выбрали?

— Одного из первых наших предпринимателей, и черкеса, между прочим. Да ты же его знаешь, елки-палки! Это Станислав Дерев, он мэр столицы и по сей день.

— Какой бизнес у Станислава Дерева?

— Он возглавляет фирму «Меркурий».

— Это я знаю. А что они выпускают?

— Напитки.

— Какие?

— Минеральную воду и водку.

— Интересное сочетание. Кстати сказать, не его ли минералки мы отведали сегодня в обед?

— Не исключено. А если серьезно, продукция «Меркурия» известна не только в республике, но и далеко за ее пределами.

— И в Москве?

— И в Москве. Знай наших! Вот и видно, Иваныч, что ты дома по магазинам не ходишь.

— Теперь присмотрюсь.

— А знаешь, как называется водка, которую он выпускает?

— На кой мне?

— Для общего развития, — сказал Завитушный и начал перечислять: «Батько Махно», «Ха-ха», «На троих». Рекомендую, особенно последнюю марку, товарищ полпред, — сделал он широкий жест, задев рядом стоящую молодую женщину.

Последняя давно присматривалась к двум видным мужикам и жест Завитушного восприняла как заигрывание. Взгляд женщины был настолько красноречив, что Завитушный невольно сделал шаг назад и замахал руками: