— А ведь вы надеетесь, что я никуда не денусь и вновь прибуду к вам, не внемля словам леди. Ошибаетесь. Даже такой недостойный человек, как я, способен познать истины, имея хорошую учительницу. Я буду думать о вас, ждать, желать, но больше первым не сделаю ни шага. Вы знаете, что так и будет, у вас я только на словах неприкасаемый, а вы всё обо мне давно поняли, иначе бы не доверились. Захотите общения — делайте шаг сами. Я буду ждать этого всегда.

Энн, заготовившая оборонные слова, не издала ни звука. Её взгляд был устремлен на опушку леса, где в плотных сумерках зоркие глаза сумели разглядеть двоих: Артура и Алисию. Алисия сидела впереди, запрокинув голову на грудь Артура, и не переставала гладить его лицо. Он ловил губами ее руку.

«Вот и вся любовь, о которой грезят молодые, — усмехнулась она про себя. — Всё — слова и мечты, а жизнь — в темнеющем лесу, поддающаяся сиюминутной страсти».

Она с сожалением смотрела на спину Джона и понимала, что никогда не пожалеет о случившемся и никогда больше этого не повторит. И будет говорить своим детям, что любовь — выдумка, жизнь сложена по-другому. Завтра для неё начнется прежняя жизнь, когда не нужно будет всматриваться в своё лицо, а думать только о нарядах и приличном обрамлении своей личины. А сегодняшний день совсем иной, выбивающийся из привычной колеи, какое счастье, что он был.

— Джон, — тихонько произнесла Энн.

Он резко обернулся, натянул поводья, в его глазах вспыхнула надежда.

— Я не могу жить по-другому и уже не хочу. Всё, что у меня есть, это дети, которых я должна вести по жизни. Я не изменюсь под действием обстоятельств, твердо буду идти к своей цели. Я знаю, вы поймете меня, вы чуткий замечательный человек. Мы больше не будем встречаться и общаться, кроме каких-то вынужденных столкновений на глазах родственников. Прошу, не беспокойте меня, не вырывайте из привычного. Всё случившееся приму, как дурной сон. Вы понимаете меня?

Джон молчал. Через время спросил тихо и спокойно:

— Домой?

— Домой — еле слышно прошептала Энн.

Глава 18

О появлении мистера Эйринга Энн сообщили через день. У нее оборвалось сердце. Снова? Неужели она недостаточно выразилась при последнем расставании? Как он смеет думать иначе и позволять себе видеться с ней, когда вздумается?

— Пусть войдет. — В её голосе уже была угроза.

Энн решительно взглянула на вошедшего и только тогда поняла свою ошибку. Это был Георг. Бессознательно ожидая визита Джона, Энн сразу же решила, что это он, да и фамилии людей не её круга звучали одинаково — не наши. От неоправданных ожиданий и возмущения наглостью визита, Энн потеряла дар речи.

— Здравствуйте, миссис Энн. Позвольте поговорить с вами по важному делу.

Энн не предложила ему сесть.

— Мы уже обсудили всё, что дозволено во время моего визита к вам.

— Простите меня, это был срочный вызов в банк — неотложное дело. Так совпало, что Вы прибыли именно в это время, оно ведь не было оговорено конкретно.

— Теперь можно говорить всё, что угодно. Всё, что я имела вам сказать, я передала вашему родственнику. Не знаю, уведомил ли он вас, мне без разницы, но дважды повторять одно и то же не буду.

— Я очень люблю Элизу.

— Мне нет никакого дела до ваших чувств.

— Но речь идет о вашей дочери. Неужели и до неё у вас нет дела?

— Какая наглость! И вы на что-то рассчитывали, когда задумывали встречу со мной? Я больше ничего не желаю слушать.

— Я очень прошу: давайте поговорим спокойно. Я все равно буду добиваться своего, зачем зря тратить время?

— Никогда, слышите, никогда я больше не буду разговаривать с вами на эту тему. — Энн грозно надвигалась на Георга. — Не смейте больше приезжать сюда. Какая самонадеянность — явиться ко мне с подобной просьбой. Забудьте наше имя, дорогу сюда, не смейте даже в мыслях мечтать о моей дочери!

Георг оставался спокоен, понимая, что нельзя подливать масла в огонь.

— Не сердитесь на меня, пожалуйста. Мои помыслы чисты, я смогу сделать вашу дочь счастливой, у меня для этого есть всё: чувства, средства, желание оберегать её и ценить. Разве этого мало?

— Чувства и желания? Вы все помешались на этих словах, потому что других таким, как вы, знать не положено. Честь, положение, гордость за семью, возможность смело глядеть в глаза обществу — вам хоть что-то говорят эти слова? Вы даже не понимаете, что вам давно пора развернуться и уйти отсюда, потому что я в силу воспитания, данного мне моим обществом и положением по рождению, не могу просто вышвырнуть вас отсюда, но наговорила достаточно, чтобы любой приличный человек моментально откланялся. Я не понимаю, почему до сих пор разговариваю с вами, видимо, просто не верю, что бывает такое непонимание и неуважение к мнению другого человека, женщины, матери той, о которой вы, якобы, так заботитесь. Поверьте, я знаю цену вашей заботе, понимаю, куда метите, переступая через те приличия, которые вам доступны.

— Да, возможно я не очень воспитан по вашим меркам, но никогда бы не позволил себе оскорблять другого человека, тем более, гостя. Извините, вы вынуждаете сделать это замечание.

— Для меня ваши слова пустой звук, можете не стараться. Это всё, что вы намеривались мне сказать? Вас больше не задерживают.

— Позвольте мне увидеться с Элизой. Возможно, увидев нас вдвоем, вы поймете, какого счастья лишаете двоих людей.

— Элиза в отъезде. Еще просьбы будут?

— Разрешите оставаться с надеждой, что вы подумаете и милосердней отнесетесь к судьбе Элизы. Не откажите мне ещё в одном визите, я бы не хотел считать наш разговор окончательным.

— Надежда — это ваше право. Сюда приезжать больше не надо, вас не примут. Прощайте!

— Всего вам доброго, миссис Энн.

Георг вышел прямо и спокойно, только добела сжатые руки говорили, что он еле сдерживается. Он стремительно пересёк двор, словно не желая ни на миг оставаться там, где его оскорбляли и отобрали надежду. Только за воротами, вскочив на лошадь, он некоторое время смотрел по сторонам, словно надеясь увидеть Элизу. Потом резко сорвался с места, стараясь в вихре гонки отогнать подступающую панику и мысли о том, что и следующий визит не даст никаких результатов.

Энн еще долго стояла у окна, словно боялась, что настойчивый визитёр способен вернуться. Хорошо, что Элиза отдыхала в своей комнате, окна которой выходили в сад. Нет,