Война с Густавом Вазой закончилась победой, но отдых вернувшихся из похода на «свийских немцев» со славой и, надо полагать, с немалой добычей Тимофея Тетерина и его людей продолжался недолго. Толковые и опытные ратные люди и их командиры были тогда нарасхват, и долго в бездействии они не были. 5 марта 1556 г. «прислал Леонтей Мансуров (посланный ранее в Астрахань наблюдать за посаженным там русскими ханом Дервиш-Али. – В. П.) с Волги с Переволоки служивых татар да своих людей, а писал то же, что Исмаил (ногайский бий. – В. П.): Дербышь-царь изменил и тех князей, кои служили прямо царю и великому князю, Бигулу с товарыщи, побил; и к нему приступали три дни со всеми людми»525. Ивану IV и его советникам стало ясно – ставка на то, что посаженный русской саблей и пищалью на астраханский трон Дервиш-Али будет послушным вассалом Москвы, провалилась, и нужно принимать контрмеры, пока крымский «царь» Девлет-Гирей не перехватил инициативу окончательно и не закрепился в Астрахани «всерьез и надолго». С окончательным разрешением «астраханского» вопроса оказалась связана очередная «именная» служба Тимофея.

Итак, в марте 1556 г., как сказано в разрядной книге, Иван Васильевич «послал воевод своих Ивана Черемисина да Михаила Колупаева со многою ратью, а писменных голов с ними было: Федор Писемской да Тимоха Тетерин». Летопись же к этому добавляет, что «Тимофей Пухов сын Тетерин» отправился в долгое (около двух месяцев – англичанин А. Дженкинсон в 1558 г. покинул Нижний Новгород 19 мая, а в Астрахань прибыл 14 июля) плавание вниз по Волге не один, а со своими «стрелцы» «промышляти своим делом, как его милосердыи бог подаст»526. Сколько было стрельцов с Тимофеем – неизвестно. В зимнем походе на «свийских немцев» их участвовало двести – явно половина прибора, поэтому можно предположить, что с Тетериным к Астрахани отправилась другая половина прибора, хотя нельзя исключить, что Москву покинул весь прибор в полном составе.

«Промышление» оказалось, как уже мы писали ранее, успешным. Дервиш-Али не стал дожидаться, пока до него доберется длинная рука Москвы, и бежал из Астрахани, предварительно устроив в ней пожар. Русские заняли опустевшие дымящиеся руины города, наскоро возвели «город крепок» и бросились в погоню за ханом-беглецом. Спустившись вниз по Волге, русские вышли в Каспийское море и, продвигаясь вдоль берега, нашли место высадки Дервиш-Али через пять дней плавания. Высадившись на берег, царские ратные люди «суды все Астороханские посекли и пожгли, а людеи не дошли: пошли на берег далече». Видимо, опасаясь за судьбу оставленной с малым гарнизоном Астрахани, начальник экспедиции Иван Черемисинов повернул с основными силами назад, приказав «плавным головам» Федору Писемскому и Тимофею Тетерину продолжить поиск. «И сошли царя от берегу верст з двадцать и пришли ночью на царя и побили в улусех у него многих людеи, – бесстрастно сообщал летописец, – и на утро собрався Дербыш царь с мурзами с нагаискими и с крымцы и со всеми асторохонцы и билися с ними до Волги идучи весь день»527.

Давайте отвлечемся на время от лаконичной летописной заметки и попытаемся представить, как все было на самом деле, и что тогда останется от бесстрастности? Вряд ли русские казаки и стрельцы совершали марш в конном строю – струги, на которых они плавали, были небольшими, кони в них поместиться не могли, следовательно, марш к лагерю хана и отступление обратно ратники Писемского и Тетерина совершали, скорее всего, в пешем строю (если только не разжились лошадьми во время ночного нападения на ханский бивуак). И вот, скрытно подойдя к татарскому кошу, разведав местность и наметив план действий, с наступлением темноты казаки и стрельцы под началом своих голов начали осуществлять то, что сегодня назвали бы «спецоперацией», – ведь перед ними была поставлена задача ни много ни мало, а ликвидировать Дервиш-Али. Под покровом ночи были сняты татарские дозорные, после чего русские с нескольких направлений ворвались в неприятельский лагерь, сея смерть. Казалось, в возникшей панике и суматохе задача вот-вот будет решена, но хану удалось ускользнуть. И когда Писемскому и Тетерину стало ясно, что Дервиш-Али сумел уйти, перед ними встала еще более сложная задача – как в пешем строю отступить за двадцать верст к берегу моря к своим судам, погрузиться на них и унести ноги от разъяренных ночным нападением татар?

И эту задачу русским решить удалось. Целый день, отбивая «лучным и огненным боем» стремительные налеты татарской конницы (а ее, судя по всему, поддерживали своим огнем присланные Девлет-Гиреем крымские мушкетеры-тюфенгчи), казаки и стрельцы Писемского и Тетерина шли к берегу. И они смогли, невзирая на палящее солнце, жажду, численное превосходство неприятеля (сколько людей было с «плавными головами» – при любом раскладе никак не больше тысячи, а скорее всего, намного меньше, несколько сот) дойти до своих стругов «дал бог здорово» и отплыть в Астрахань. С чем можно сравнить этот «анабазис», настоящее «львиное отступление»? На память приходит отступление дивизии генерала Неверовского под Смоленском в августе 1812 г. (хотя такое сравнение и хромает, учитывая разницу в условиях, в которых приходилось действовать Неверовскому и Тетерину). Одно очевидно – такой подвиг под силу был только опытным, закаленным во многих походах и сражениях воинам под руководством энергичных, бесстрашных и толковых начальных людей, одним из которых и был наш герой. Видимо, уроки дяди и участие в казанских походах и «свийской войне» не прошли для него даром, и во время астраханской экспедиции его способности командира раскрылись в полной мере.

По возвращении из астраханской «посылки» Тимофей Тетерин продолжил службу в качестве стрелецкого головы. До конца 1557 г. он, судя по всему, находился со своими людьми в Москве. В декабре 1557 г. его прибор вместе с другими (всего 5 тыс. стрельцов) принял участие в ежегодном смотре-учении (о котором мы уже упоминали выше), на котором присутствовал неизвестный английский дипломат. Он оставил подробное описание этого смотра, которое стоит привести целиком (сопроводив пояснениями) именно в силу его уникальности – перед нами редкое, чуть ли не единственное свидетельство современника, позволяющее при внимательном прочтении узнать многое о стрельцах Ивана Грозного.

Итак, что писал англичанин, оставшийся неизвестным. «12 декабря (1557 г. – В. П.) его императорское величество (Иван IV. – В. П.) и его двор на резвых малорослых испанских (надо понимать, ногайских или татарских бахматах. – В. П.) и турецких (аргамаках. – В. П.) лошадях, убранство которых было богато изукрашено золотом и серебром, прибыли на поле в добром порядке. На его императорском величестве было богатое платье и алая шапка, унизанная не только жемчугом, но и большим количеством больших и дорогих драгоценных камней. Его дворяне, ехавшие перед ним по трое в ряд (в оригинале текста сказано «по трое и трое». – В. П.) в добром порядке, были все в парчовом платье, и перед ними в добром же порядке по пяти в ряд (и снова в оригинале звучит фраза «по пять и пять в ряд». – В. П.) шли 5 тысяч аркебузиров (дипломат конечно же имел в виду стрельцов. – В. П.), неся свою аркебузу в левой руке, а в правой фитиль, и в таком порядке они вышли на поле, где была расставлена вышеупомянутая артиллерия (которой английский дипломат восхищался несколькими строками ранее. – В. П.).