В действительности же у Кента было три основных направления, откуда он черпал разведывательную информацию.

Первую группу источников составляло окружение Жюля Жаспара, происходившего из семьи потомственных политиков и высокопоставленных государственных чиновников. Его брат долгое время был премьер-министром Бельгии, племянник – министром, а сам он в течение многих лет был бельгийским консулом в различных колониях, преимущественно в Африке.

Многие его друзья и приятели – весьма влиятельные деятели, были близки к Виши. Они любили поделиться своими знаниями, многие из которых для советской военной разведки представляли существенный интерес.

Вторую группу источников составили чех по фамилии Эрлих и его друзья. С Эрлихом Кента познакомила Маргарет Барча. По счастливому совпадению она познакомилась с ним в Марселе и даже прожила вместе с Рене в его доме несколько дней до приезда из Парижа Винсенте Сьерра.

Эрлих познакомил Кента со своими друзьями. Один из них, ссылаясь на то, что еще до войны был знаком с отцом Маргарет, откровенно предлагал Винсенте сотрудничать за деньги в качестве информатора. Чеху импонировало то, что «уругваец» вращается в высоких кругах общества, обладает энергией и обаянием человека, способного при желании узнать многое.

Кент умело ушел от разговора, сославшись на свою аполитичность, но стал вхож в эту компанию. Скоро он понял, что друг Эрлиха связан с бывшим президентом Чехословакии Эдуардом Бенешем и, судя по всему, работал на английскую разведку.

С этим чехом они подружились. Однажды, побывав вместе в кабаре «Буат а мюзик», они познакомились с певицей Эдит Пиаф, которая гостила Марселе у своей подруги – хозяйки кабаре Мэриан Мишель. Кент еще до германской оккупации Парижа был знаком с Мишель и Пиаф, но счел благоразумным не сообщать об этом своему чешскому приятелю. Пообщавшись с певицей, выпив с ней по бокалу шампанского, чех и Кент невольно почувствовали друг к другу взаимную симпатию и с той поры стали видеться еще чаще. В результате, общаясь с чехом и его друзьями, Кент узнавал много новой информации военно-политического характера.

Третьей группой источников или третьим на правлением в получении разведсведений неожиданно стала фрау Аманн – жена брата Маргарет, которую весной 1942 года Маргарет и Кент случайно встретили на улице Каннебьер. Оказывается, она не уехала в США вместе со своим мужем, а осталась во Франции. Больше того, спустя какое-то время она призналась Кенту, что сотрудничает с разведкой правительства Виши, которая, если верить ей, поддерживала тесные контакты с разведкой лондонского комитета Шарля де Голля и с некоторыми другими разведками союзных государств.

Зная, что Винсенте Сьерра совершенно не интересуется политикой и в то же время является преуспевающим иностранным бизнесменом, она, вероятно, рассчитывала, что в каких-либо обстоятельствах он (или его деньги) смогут ей пригодиться. Как бы авансом за возможные услуги она сообщила ему сведения (в том числе – телефоны) своего руководства в Марселе, посоветовав к ним обратиться в случае необходимости. Она очень часто бывала в доме Маргарет и Кента, делясь с ними «по-родственному» такими сведениями, что у советского разведчика иногда просто перехватывало дух. Иногда даже казалось, что это – заведомая провокация или дезинформация. Но сопоставления ее сведений с данными, полученными из иных источников, позволяли убедиться в их достоверности.

По-прежнему не прерывались контакты Кента с Жильбером. Жан, приезжая в Марсель, по сложившейся традиции останавливался в доме у Кента и Маргарет. Квартира была не очень большая, но Рене вновь был отдан в католический пансион, и одна из комнат могла быть предоставлена гостю.

Отношения между разведчиками были непростыми. Кент видел в Жильбере старшего и более опытного коллегу, своего бывшего начальника и относился к нему с подобающим почтением, хотя и не подобострастно. Вместе с тем он реально оценивал своего первого шефа и понимал, что его доля в провале бельгийской резидентуры велика. Особенно Кент не мог простить ему вопиющей небрежности в соблюдении конспирации: в конце концов знай Хемниц поменьше, все было бы не так уж и скверно.

Вскоре стала очевидной еще одна оплошность Жильбера: он поддерживал отношения с Паскалем – советским резидентом, завербованным гестапо. В результате это еще больше осложнило положение наших разведчиков во Франции.

Жильбер, бесспорно, ценил Кента как разведчика, обладавшего выдающимся талантом. Он отдавал должное способности Кента быть «своим» в любом обществе, его дару бизнесмена и просто энергичного человека. Как человек, скверно говорящий по-французски (родным для него был польский язык), Жан ценил свободное владение Кентом французским, испанским, немецким и английским языками. Но, видя это превосходство, глава парижской резидентуры не столько радовался таланту коллеги, сколько завидовал ему. Это чувство зависти не было главным в его отношении к молодому партнеру, но оно до поры до времени тлело в его душе. Тлело, чтобы при иных обстоятельствах разгореться с новой силой.

Берусь утверждать, что в противоречивой душе Леопольда Треппера были и теплые чувства по отношению к Кенту. Но они нередко приносили больше вреда, чем пользы. Например, через некоторое время после переезда Кента и Маргарет в Марсель на их адрес, о котором кроме Жильбера никто не знал, из Брюсселя прибыл огромный багаж, в котором были собранные на вилле Кента и Блондинки их личные вещи, в основном – одежда. Забота о товарище – это чудесно, но, когда она идет рука об руку с беспечностью, это преступно! Неужели для того молодой разведчик и его спутница спешно и тайно покидали Брюссель, чтобы потом Жильбер их так бездарно засветил?!

...Несколько лет назад, в феврале 1991 года, А. М. Гуревичу из Испании была привезена рукопись воспоминаний Маргарет Барча, в которых, в частности, говорилось, как тяжело она реагировала на «выяснение отношений» между Винсенте и Жаном. Однажды, устав от их вечных секретов и перебранок, она в сердцах грохнула об пол поднос с завтраком, предназначавшимся гостю, дав себе слово не проявлять больше о нем никакой заботы.

Что же утаивали разведчики от Маргарет? О чем спорили они в период своих нечастых встреч?

Кент настаивал на том, чтобы Жильбер переправил в Марсель передатчик для связи с Центром. Эту просьбу Жан игнорировал, не объясняя мотивов своей бездеятельности. Не видел он ничего страшного в том, что в Брюсселе по его вине стал известен марсельский адрес Кента. Когда спустя несколько месяцев Кент и Маргарет были арестованы, Жильбер не усмотрел в этом своей вины. В своих мемуарах он всю вину почему-то перекладывал на Мальвину. Но она знать об их местонахождении ничего не могла, поскольку решение перебраться в Марсель было принято позже, да и то по настоянию Жана Жильбера.

По сравнению с бельгийской, разведывательная информация, получаемая марсельской резидентурой, была совершенно иного качества. Это вовсе не означает, что она стала хуже, нет. Но, если прежде добытые сведения носили сугубо военный характер, поскольку полезная информация черпалась, в основном, от офицеров вермахта и фирмы «Тодт», то данные, добытые в Марселе, в первую очередь касались политической или военно-политической сфер.