Обращаясь к скабрезной литературе, мы должны принимать во внимание эту дистанцию. За два века почти совсем утрачена разрушительная мощь тех произведений, что некогда были нацелены против табу и предрассудков общества. Само общество теперь существует только в учебниках истории. Однако мы можем нечто почерпнуть из этой литературы, она сумела донести до нас некоторый холодок возбуждения, сопутствующий любому нарушению запретов. Порнографию XVIII века можно подразделить на пять групп, при этом она использовала разные виды искусства, чтобы донести свой посыл до адресата. В основном это были стихи, короткие грубоватые шутки, проза и картинки[224]. Картинки часто сочетаются с текстом и являются порой подражанием знаменитым картинкам с подписями Аретино. Кроме того, эротическая картинка может оказаться в углу серьезной картины или гравюры, где она смирно прячется, вводя в заблуждение цензора и давая дополнительное наслаждение знатоку: зритель оказывается вовлечен в тайную игру, он испытывает холодок возбуждения от тайного соучастия, и его сладострастное удовольствие усиливается. Именно так обычно и описывают XVIII век — век легкости и вольнодумства, острие которого скрыто под маской напускной вежливости, благочестия и послушания. Однако не все могут разобраться в тайных знаках времени. Для этого нужно встать на один уровень с теми, у кого есть богатство, благородное происхождение и ум. Самые сальные книги, на первый взгляд вульгарные и безыскусные, где все непрестанно сношаются, книги, которые так понравились бы барону де Бло, не были доступны пониманию любого, в частности многочисленным крестьянам, не умеющим читать, которые составляли большинство населения Франции. В Англии уровень грамотности был выше и составлял в 1750 году 62 % среди мужчин и 38 % среди женщин[225], но и там порнографическая литература не получила абсолютного распространения. Утонченный читатель, способный оценить подобные сокровища и держать знакомство с ними в тайне, находился почти исключительно в Париже или Лондоне.

Первый тип порнографической литературы составляют медицинские или псевдомедицинские произведения: руководства по сексуальной жизни, сексологические трактаты, где часто говорится о мастурбации, порке или странгуляции. В то время все, в том числе медики, так ополчились на борьбу с онанизмом, который считался грехом, что его описание особенно ценилось. Порка пользовалась спросом прежде всего в Англии и даже стала своего рода национальным стереотипом в глазах соседних народов (что, очевидно, было несправедливо). Книги на эту тему хорошо продавались. Эдмунд Керл, знаменитый издатель слишком смелых книг, опубликовал в 1718 году «Трактат об использовании порки в достойных делах», за который подвергся судебному преследованию. В 1761 году книжка была переиздана с предупреждением издателя, расположенным над заглавием, в котором говорилось, что подобная сексуальная практика увеличивает любовное наслаждение. Кроме того, в ней была помещена гравюра, на которой изображался мужчина на коленях, с голым задом, которого хлещет девушка. На кровати сидит женщина и ждет, когда мужчина достаточно возбудится и присоединится к ней. В Лондоне открылись специальные бордели, bagnios и seraglios, в которых утонченные любители получали искомое наслаждение. В 1783 году был переведен трактат, ошибочно приписанный аббату Буало, доктору Сорбонны; он назывался «История флагеллантов». На самом деле это было шутливое сочинение, призванное высмеять католические религиозные обряды[226]. Мучение в качестве необходимого спутника оргазма стало сюжетом небольшого текста на 46 страницах, опубликованного анонимно в 1791 году под названием «Современные пристрастия; или Эссе об искусстве странгуляции». Во второй части рассказывается о бичевании, в третьей, и последней, — об удушении, которое дает особые ощущение, если при этом теребить детородные органы. И именно это позволяет преступникам легче переносить казнь. Для джентльменов, не желающих таким образом расставаться с жизнью, рекомендуется панацея доктора Уанбатчела, которая продается под названием «Эликсир жизни Уанбатчела». В 1793 году «Журнал хорошего тона» публикует две статьи. Одна — о происхождении любовного удушения, другая — о воздействии временной потери дыхания на организм человека. Что касается женщин, то им для самовозбуждения рекомендуется использовать кукол, ноги которых сделаны в виде цилиндров из мягкой материи. По свидетельству некоего французского путешественника 1713–1714 годов, такие куклы продавались в Сент-Джеймсском парке в Лондоне[227]. «Пупсы», о которых идет речь, видимо, играли ту же роль, что и книги «для чтения одной рукой».

Второй и третий тип порнографической литературы более традиционны. Это антирелигиозные и антиаристократические сочинения. Их авторы идут по стопам либертенов-вольнодумцев прошлого века. Развратник (the rake) открыто посещает нечестивые клубы, которые после 1720 года предпочитали держаться в тени, проповедует атеизм, кощунственно сквернословит и глумится над церковью. Уильям Хогарт высмеял этот расхожий тип в 1732 году в серии гравюр, озаглавленных «Карьера мота». Пьянство, игра, секс и нечестивое поведение — вот основные занятия развратника. Он по происхождению дворянин или выходец из незнатной, но состоятельной семьи, много путешествует и знает иностранные языки. Все эти качества соответствуют облику французских аристократов, распространенному несмотря на существующий антагонизм между двумя нациями[228].

Большое место в порнографической продукции занимает тема сексуальных злоупотреблений католических монахов. Принято считать, что это специфически английское явление, связанное с протестантизмом. Однако это не так. Подобные сюжеты были широко распространены во Франции XVI века, они есть у Рабле, в «Гептамероне» Маргариты Наваррской, сестры короля Франциска I, причем «Гептамерон» неоднократно переиздавался в XVIII веке. Та же тема фигурирует и в «Истории Дома Бугра, привратника картезианцев», опубликованной Латушем в 1741 году. Главный герой произведения Сатурнен, сокращенное имя которого намекает на его тайные склонности (bougre, то есть грубиян, — распространенное прозвище содомитов), — сын монахини. В ходе разнообразных приключений он находит мать в тайной келье, где монахи держат любовниц. Он участвует в оргиях, например сходится с шестью монахинями сразу, и мало-помалу его жизненные силы истощаются. Он изнасиловал монашку и бежит в Париж, где встречает в борделе свою родственницу Сюзон. Она предупреждает, что больна венерической болезнью, но он все же спит с ней. Затем оба арестованы и помещены в тюрьму. Сюзон умирает, а Сатурнен заболевает. Чтобы спасти ему жизнь, его кастрируют, и он возвращается в монастырь, где проводит последний год своей жизни в роли привратника (отсюда и подзаголовок книги) и пишет мемуары. Произведение оставляет двойственное впечатление. С одной стороны, оно прославляет эротическую свободу и наслаждение как настоящую новую религию. Но в конце концов герой возвращается в монастырь, бунт против правил приводит к тому, что он становится не способен к какой-либо активной сексуальной жизни. По сути, книга завершается чем-то вроде прославления умеренного образа жизни, который вынужденно ведет герой после кастрации, а чрезмерные страсти не принесли ему счастья. Догматы веры пародируются, но идеал, провозглашенный в книге, — это тот идеал среднего городского сословия, который формируется именно в это время. Под порнографической оболочкой преподносится мысль о необходимости абсолютного контроля над собой, и обращена она ко всем тем, кто хочет избежать печальной участи Сатурнена. Сам же он, думая, что сможет без конца наслаждаться, обрел одни лишь мучения. Вновь обращаясь к Англии, упомянем о произведении «Отец Павел и голубоглазая монахиня Святой Катерины» (1770). О содержании нетрудно догадаться по гравюре-иллюстрации, на которой изображен похотливый отец Павел. Он сидит в кресле, глаза его сверкают от вожделения, а на коленях у него сидит великолепная монахиня с полуобнаженной грудью. Ее руки молитвенно сложены, одежда — традиционно монашеская, что усугубляет тяжесть плотского греха[229].