– Шадурин? Уехал?! Так он же еще вчера здесь был, со своей «Катти Сарк» возился…

– И никуда уезжать не собирался?

Деды недоуменно переглянулись.

– Нет, – покачал головой первый. – Ничего не говорил.

– Не говорил, – поддакнул второй. – Наоборот: сказал, что завтра, то есть уже сегодня, хочет на ставриду пойти.

Еще интереснее. В самом ли деле дедова вилла абсолютно пуста? Уж не случилось ли со стариком какой беды?!

– А дома у него что? – потребовал один из стариков.

– Пусто. Ворота на засове. Сторожка на замке. Фонтан укрыт.

– Раз на засове – значит, точно уехал, – авторитетно заключил второй лодочник.

– Но куда? – жалобно воскликнула я.

– Сейчас узнаем, – с готовностью закивали деды. – У нас тут все про всех знают.

…Особо очаровывать моих новых престарелых знакомых даже не пришлось – они сами приняли в моей судьбе чрезвычайно деятельное участие. Для начала предложили кров («Не хоромы, конечно, как у вашего дедушки, но удобства в доме, и горячая вода целых два часа в день») – я отказалась. Потом озаботились, не голодна ли я, и стали наперебой пичкать домашними бутербродами – тут я капризничать не стала. И бутерброды съела, и сладким чаем из термоса запила. А когда насытилась, мы втроем отправились по остальным ангарам. Вести следствие.

– Всех обойдем, – пообещал первый старичок.

– У нас, внучка, чай, не Москва, – подхватил второй. – Кто-нибудь про твоего деда что-нибудь да слышал…

Я, признаться, их оптимизма не разделяла. Уж если дедуля решил исчезнуть – придумает, как замести следы. Не зря же у него два тюремных срока за плечами.

Я уже поняла: старика не найти, а вот узнать о нем как можно больше, наверно, получится.

И, пока мы бродили от ангара к ангару, не ограничивалась вопросом: не знаете ли, куда исчез Шадурин? Пыталась каждого, с кем говорила, развести , как говорит мой братец Макс, по углам . То есть – нацелить разговор на деда. Его чашу. На его чудесное спасение в шторм. На катастрофу с его домом. И на счастливый лотерейный билет…

Однако очень быстро выяснилось: все мои собеседники ведут себя по одному шаблону. Произношу слово «чаша» – недоуменно поднимают брови: о чем это ты? Упоминаю, как в прошлом марте утлая «Катти Сарк» едва не потерпела кораблекрушение, тоже удивляются, а какой-то изрядно поддатый, несмотря на утреннее время, мужик и вовсе расхохотался:

– В том марте? Рыбалка? Шторм? Полная брехня. Его шаланда тогда вообще на приколе стояла, у нее движок полетел…

О том, что прежний дедов дом под гнетом природных катаклизмов обрушился и погреб все имущество, здесь знали. А вот откуда у старика взялись деньги на новое роскошное строительство – версии разнились. Причем о счастливом лотерейном билете не упоминал никто.

Один дяденька поведал мне уже слышанную вчера историю про то, как дед ходил, не оставляя следов, и философски изрек, что с таким умением добыть миллионы – не проблема. Другой, желчный, напомнил о дедовой судимости и предположил, что старик имеет подпольный цех, где печатает фальшивые деньги. Двое подростков – они возились с несолидной, на фоне настоящих, пусть и старых катеров, резиновой лодкой – доложили, что дедуля нашел клад, и они даже готовы показать место, где именно он был зарыт.

А самую интересную версию выдал грустный, явно похмельный мужик – он сосредоточенно подкрашивал гордую надпись на борту своего растрескавшегося от времени катера «Флагман»:

– Да, видно, тот парень его баблом и ссудил.

– Какой еще «тот»? – удивилась я.

Мои старички-провожатые, хотя и утверждали, что здесь, в Абрикосовке, всем известно все, тоже недоуменно переглянулись.

– Расскажу. Поехал я однажды в Геленджик. В загс.

– Куда-куда? – дружно расхохотались деды.

– Справку брать. О разводе, – вздохнул дядечка. – Дали быстро. Вышел из загса, а он, в смысле, загс, – прямо на Набережной. До автобуса еще час, вот я и решил прогуляться, мороженого съесть. Чешу и вижу: мне навстречу Матвеич, весь такой важный, в костюме парусиновом. Я только хотел подойти, спросить, куда это он так вырядился, да вдруг вижу: прямо рядом с ним «Мерседес» тормозит.

– Какой еще «Мерседес»? – дружно заусмехались мои старички.

– Какой, какой. «Шестисотый», – отрезал рассказчик. – А сзади еще и джип с охраной.

Тут деды и вовсе полегли, а я грустно вздохнула. Похоже, много у них тут, в Абрикосовке, болтунов-фантастов…

Мужичок обиженно насупился и смолк.

– А кто ж в «Мерседесе»-то был? – продолжали глумиться дедки. – Никак Алла Пугачева? Или Киркоров?

Я взглянула на них с укором и вежливо спросила рыбака:

– Расскажите, пожалуйста, дальше.

– А я откуда знаю, кто там был? – буркнул тот. – Мужик какой-то. Довольно молодой, лет сорок. Много – пятьдесят. По роже – не наш. Московский. Бледный такой. Он из своей тачки вылез, с Матвеичем за руку поздоровался, а потом из джипа такой шкаф вышел, видно охранник, и дверцу перед ними растворил. Ну, они и сели, а я дальше пошел…

– И все? – вновь залились деды.

– А чё еще-то? – пожал плечами тот.

– Может быть, вы чего-нибудь заметили? Услышали? – пришла на помощь я.

– Да ну, еще лезть к ним, – буркнул мужик. – Я, как такую петрушку увидел, здороваться сразу передумал. «Мерс» вроде бронированный, охранники с пушками…

– А Матвеич тоже со своим ружьем был? – еле сдерживая хохот, поинтересовался один из моих дедков.

– Ничего больше не скажу, – окончательно обиделся рассказчик.

– Ну пожалуйста! – Я добавила в голос бархата и широко улыбнулась.

– Дык и слышать там было нечего, они сразу в машину сели, – неохотно признался мужик. – Единственное, что… дедушка ваш, когда руку этому мужику пожимал, сказал ему: «Ну, привет, Гагин!» А дальше – они уехали. Очень быстро.

– Полное вранье! – хохотнули мои старички.

Вечер на море сейчас совсем не то, что летом. И дело даже не в количестве звезд на небе, не в теплом ветре и не в курортниках, щеголяющих голыми телесами. Летом на море какая-то совершенно другая атмосфера, гремучий коктейль из флирта, раздолбайства и разудалых казацких песен. А зимой тут – словно в тибетском монастыре. Величественно, холодно, пусто и постоянно тянет думать о вечном.

…Когда смерклось, я отправилась бродить по набережной – настоящая одинокая дама на морском берегу, только собачки, как у Чехова, не хватает. Вечер был, особенно в сравнении с Москвой, почти теплым – градусов десять с плюсом, но холодный ветер с моря (кажется, дед называл такой «морячком») сводил на нет все мои попытки насладиться прогулкой. Приходилось не вальяжно вышагивать, а двигаться резво, спортивной трусцой. Зато голова, спасибо бодрящей прохладе, свежая, мысли так и кипят.