Я не могла удержаться, чтобы не сравнить его комнату со своей в Локланне, вспомнив, как могла выскочить за дверь, оставив беспорядочно разбросанную косметику на туалетном столике и кучу одежды на постели.

К слову о постели… я с тоской посмотрела на взбитые черно-белые подушки, ужаснувшись, как же такие простые действия, как купание и еда, меня утомили. Застонав, я с трудом поднялась с кресла, скривившись от пронзившей спину боли.

Эвандер внимательно на меня посмотрел, но я, отмахнувшись от него, побрела к кровати. Мне пришлось пережить еще одно мучительное мгновение, чтобы сесть, опершись на подушки. К тому времени раны у меня горели огнем.

– В ящике стоит еще один пузырек. – Эвандер указал на тумбочку возле кровати.

Я поморщилась. Тоник был не только отвратительным на вкус, от него мне снились странные яркие сны, и появлялось неприятное чувство, что я вязну в густой грязи.

– Или же, – возразила я, – вы можете поделиться со мной водкой, которая где-нибудь у вас припрятана.

Предположение было вполне обоснованным, ведь у него, похоже, всегда имелся под рукой стаканчик алкоголя. Эвандер приподнял бровь, но выдвинул ящик стола и достал серебристую гравированную флягу.

Он молча подошел ко мне и, открыв пробку, протянул мне бутыль. Я сделала большой глоток прохладного напитка, наслаждаясь жжением, пока он стекал по горлу. Я оказалась права. Это лучше, чем тоник.

Глава 48

Мы с Эвандером заключили ненадежное перемирие, согласно которому ни один из нас не упоминал о том, что мы делим комнату, а тем более кровать. Однако, принимая во внимание продолжительные неловкие паузы и то, как он пристраивался на самом краешке матраса и тут же соскакивал с него, я предположила, что он не в восторге ни от того, ни от другого. Это было логично на фоне того, что он сказал о личном пространстве.

Разумеется, снова возникал вопрос «почему»?

Эвандер явно не думал, что я могу сбежать в своем нынешнем состоянии или при других обстоятельствах. Я подозревала, что он держал меня у себя по той же причине, по какой я с этим не спорила. Ради моей безопасности.

Пусть я и считала, что мой страх перед очередным ударом Эйвы был необоснованным, но мне было любопытно, насколько же вероятным это казалось Эвандеру, раз он готов был держать меня здесь?

Возможно, я боялась не зря.

Я не знала, что и думать, но уже привыкла к такому положению дел.

Днем мы почти не разговаривали. Эвандер – потому что работал. Скрип его пера по пергаменту стал неизменным фоном моей жизни, пока он вносил изменения в приходно-расходные книги или писал письма за широким столом. Само собой, стол был устрашающе чистым, без единой бумажки или чернильницы не на своем месте.

Я же просто понимала, что мне нечего сказать. Я то и дело дремала, задергивая полог на кровати Эвандера и отгораживаясь от мира на несколько часов. Но все равно оставалось слишком много времени для раздумий. О семье. О Тео. О моем странном новом положении и о том, сколько это может продолжаться. И – мое любимое – о длинной череде моих достойных подражания решений, которые завели меня сюда, в лапы Эйвы.

Единственным развлечением были визиты Кирилла, Тараса или Юрия с повседневными докладами или новостями, а иногда они просто заходили вечером, чтобы выпить с Эвандером. Ко мне они тоже заглядывали, а Тарас даже принес с собой колоду карт.

А еще больше меня поразило, когда он уселся на огромной кровати, скрестив ноги. Я-то думала, что от такого нарушения всех приличий его хватит удар.

– Готов наконец поступиться своей гордостью? – поддразнила я.

Тарас скорбно улыбнулся.

– Я надеюсь только на то, что в постели вам будет сложнее жульничать.

Я не стала отнекиваться.

– Что ж, наоборот, потому что в одеялах легче прятать карты.

– Так вот как она это делала! Я так и знал! – прокричал Юрий из другого конца комнаты, чем очень развеселил Кирилла.

Эвандер лишь покачал головой, не прерывая своих занятий.

Тарас, выгнув бровь, раздал карты. Я как можно осторожнее села, и как можно выше натянула одеяло, чтобы прикрыть свою возмутительную одежду. Наверное, я могла бы уже носить свои ночные сорочки, но какой в этом смысл, если в моем распоряжении был бесконечный запас удобных кремовых и черных рубашек. По крайней мере, сегодняшняя была черной.

Мы сыграли несколько туров молча, прежде чем Тарас снова заговорил.

– Вы могли позволить моему брату солгать ради вас.

Перо Эвандера на миг остановилось, а потом заскрипело дальше. Я сглотнула.

– Она бы все равно меня наказала. – Я с удовольствием отметила, что мой голос прозвучал беззаботнее, чем я себя чувствовала.

Это наказание было одним из множества вещей, о которых я старалась не думать каждый день.

– Может быть, – согласился Тарас. – Но не так сурово. Мужчины принимают на себя основной удар за нарушение дисциплины.

– Я бы не смогла так поступить, – тихо проговорила я.

– Знаю, – ответил он. – И что я хочу сказать – хоть и плохо получается, – так это спасибо.

– Ладно. – Я откашлялась. – Смотреть, как ты мне проигрываешь – вот благодарность, в которой я нуждалась!

К счастью, Тарас понял мой намек и прекратил разговор, чтобы мы продолжили игру. Он все-таки мне проиграл. А жульничала я совсем чуть-чуть.

* * *

Хоть я и была благодарна, что иногда мне составляли компанию, но не могла заставить себя вылезти из постели или отказаться от безопасности, которую она теперь символизировала. Когда ребята собирались в гостиной, я оставалась под уютным черным балдахином.

Однако они никогда до конца не закрывали дверь в комнату, где сидели, как будто давая мне понять, что я могу присоединиться, когда пожелаю. А, может, чтобы их голоса прервали мой новый любимый досуг – сон. Конечно, иногда это бывало кстати.

Этим утром солдаты явились с докладами, пока Эвандер делал утреннюю зарядку. Даже если бы я не могла его видеть, мерные шумные выдохи между отжиманиями выдали бы его с головой. Сквозь щелочку в двери мелькали только четко очерченные мышцы рук и половина торса, пока он бесконечно, раз за разом, опускался до самого пола, а потом снова поднимался.

Кирилл только что закончил рассказывать Эвандеру об очередных случаях обнаружения изгоев, когда тихо заговорил Тарас. Я напрягла слух и еле-еле расслышала имя леди Мэйри.

Сердце заколотилось в груди. Эвандер застыл на месте, а потом сел на колени. Кто-то бросил ему полотенце, он вытер пот