посекло каменной крошкой, и теперь я видел, как на меня несётся орда белых мокриц с хищными челюстями.

Ада спрыгнула с седла и встала между мной и приближающимися насекомыми. Она воткнула прожектор в землю, резко развернулась и потащила меня в сторону. Это казалось мне бессмысленным, ведь волна мелких хищников накроет нас везде, но я подчинился. Каково же было моё удивление, когда насекомые вдруг начали стягиваться к прожектору, и укладываться там друг на друга.

— Теперь убей их, только аккуратно! Жезл не повреди!

Я начал жечь белых шестиногих мокриц огнём. Они бездумно лезли в горящую кучу, и вскоре мне стало не нужно даже добавлять в неё пламя, все насекомые превратились в прах.

— А теперь валим, пока новые не прибежали. — скомандовала Ада.

— Что ты сделала?

— Провалила вылет. — вздохнула она.

Я начал пристёгиваться, но она меня остановила. Немного покопавшись с седлом, она разложила его в двухместное, и обратно мы летели с относительным комфортом. В воздухе она снова расстегнула свой комбинезон, и даже немного расслабилась. Летели мы гораздо ниже и медленнее, чем в прошлый раз.

А ещё её пробило на поговорить. Я спросил о произошедшем, и она рассказала мне о том, с чем им здесь приходится сталкиваться каждый день.

Этот мир невероятно огромен. Сутки здесь состоят из тридцати шести часов, например, а год длится очень долго. Сезонность климата отсутствует. Раньше здесь добывали только «тенты» и другие продукты их жизнедеятельности, и добыча эта продолжается до сих пор, только в других лагерях. Там места куда более дикие и опасные, но, с другой стороны, и защититься от постоянной угрозы гораздо легче.

Обычно эйвы не заходят так далеко в леса, и от этого концентрация многоножек в них низкая. Но теперь мы нашли одного в десятке километров от просеки, и это проблема. Эйвы являются полуразумными деревьями, которые перемещаются с помощью телепортации, их никогда не засасывает в порталы людей, но магия людских порталов сильно беспокоит эйвов. Сами по себе они беззащитны, а воюют подконтрольными монстрами, коих подкармливают своей мощной магией и плодят в неестественных количествах. Три многоножки, атаковавшие нас, это перебор даже по меркам самых густонаселённых регионов, где их добывают на мясо.

Да, мясо вот этих белых мокриц, каждая из которых размером с фалангу пальца, считается изысканнейшим деликатесом. Их ловят, жарят и отправляют в столицу, с особым цинизмом.

Цинизм в том, что перевозят жаренных насекомых тенты, которые являются родителями своего груза. У этих насекомых вообще оригинальный жизненный цикл, который обычно виден людям лишь в последней фазе, когда многоножка превращается в «тент».

На самом деле это две особи, сросшиеся в одну. Мужская при этом является «шасси», покрыта твёрдым панцирем и постепенно теряет инстинкты, чувствительность к боли и прочие признаки, свойственные живым существам. Женская прирастает к его задней части, и является тем самым титульным «тентом». Она покрыта эластичной кожей, и погибает вскоре после срастания. Но при этом она уже оплодотворена, и вскоре из содержащихся внутри неё яиц вылупятся те самые мокрицы. После этого папаша будет возить их от поляны к поляне, которые они будут выжирать под корень, подобно саранче. Частично потомство питается запасами своих родителей, частично растительностью, но вообще они могут жрать всё что угодно, мощная магия жизни всё превратит в энергию, которую они и пускают на развитие собственных тел. При симбиозе с эйвами они питаются чистой магией, что резко повышает выживаемость потомства, и количество проблем у людей.

Для сбора выводка обратно в «тент», многоножки используют особый сигнал, которому детки не могут не подчиниться. Этот сигнал научились использовать люди, заманивая мелких насекомышей на сковородки и не только. Источниками этого сигнала обязаны комплектоваться все соединения, покидающие охраняемый периметр, и у лётчиков он обычно совмещён с каким-нибудь важным артефактом для экономии места и веса. Правда, защищает он очень недолго, ведь детки жрут и своих родителей, если голодны. Артефакт соберёт их в кучу, а потом эту кучу нужно как-то убить, иначе они быстро повредят источник сигнала и вновь отправятся на поиски пищи. Так что без моей стихийной магии нас бы всё равно съели. Ада была очень впечатлена тем, как легко я разобрался с выводком.

— Сила есть, а остальному научим! — с каким-то нездоровым энтузиазмом заявила она, и продолжила рассказ об этом мире.

Набрав нужное количество энергии, мокрицы начинают стремительно расти, пожирая при этом всех, кто оказался недостаточно силён, а заодно окончательно убивая «тент». Так начинается вторая фаза их жизни, когда они сами по себе. Занимаются они примерно тем же — бегают по лесам и болотам в поисках наиболее пригодной пищи. На этом этапе они более разборчивы и пугливы, у них появляется что-то вроде страха смерти и логического мышления, а тело отращивает всё новые и новые сегменты. Зато чувство магии у них слабеет с увеличением размера тела. Когда они становятся размером с привычный «тент», их накрывает половое созревание. Женские особи теряют хитиновую броню и ждут, на кого бы забраться верхом, а мужские начинают искать себе пару. Так они входят в третью фазу жизненного цикла и круг замыкается.

Монстроловы обычно убивают только многоножек в первой фазе, вторую стараются не трогать, а третью берут в плен и превращают в живые машины. Останавливают нервную деградацию, вычищают отсек для перевозки детишек от излишков «корма» и начинают кормить их сырой нефтью, в результате чего многоножка может прожить ещё лет двадцать. Превращение многоножки в «тент» — самый грязный и неприятный процесс из всех модификаций монстров, и при этом — самый востребованный. Потому что эта скотина на нефти приобретает совсем уж неудержимую мощь, и может бегать под пятьдесят километров в час по любой местности. Для экспедиций и старателей это бесценное свойство, потому что дорог в диких мирах не существует. Разве что просеки вроде той, которую сделали от портала до аномалии. Ну и груз внутри «тента» считается как живая масса, а не мёртвая материя, что экономнее и безопаснее при переходе.

— А почему мы не сможем разбомбить этого эйва? — спросил я, глядя на болтающиеся под нами сумки с бомбами.

— Потому, что он оттуда телепортируется. Спрячется. И без серьёзного повода себя не проявит. — напряжённо сказала Ада, всматриваясь в деревья впереди.