— Всему свое время.

Она была непробиваема.

У Юсуфа начал потихоньку созревать план, как убедить это упрямое создание прислушаться к нему. Например, осторожно сослаться на то, что отсутствие прогулок может повредить его мужской силе. Похоже, больше никаких рычагов воздействия на нее у узника-гостя не осталось.

Но тут ситуация начала меняться, притом резко.

* * *

«Ну что, эксперимент идет полным ходом — к твоему… К НАШЕМУ, я бы сказал, удовольствию?»

Голос Старика в очередной раз сделался ехидным — по крайней мере, «внутреннему голосу», звучащему в голове Биру, эмоции были свойственны.

«Скоро будет можно начинать его использовать. А насчет мрачных снов — их бы надо прекращать. Хватит, иначе он может что-нибудь заподозрить. И так уже начинает недоумевать, отчего это его, бедного, на прогулки не выводят».

«Голос» на сей раз рассуждал сам с собой, Биру в этом практически не участвовала. Права не имела — во всяком случае, по мнению Старика.

«Этот наивный, но очень талантливый — не только в постели! — мальчик стоит десятка охранников», — продолжал Старик.

«Зачем нам держать его взаперти так долго?» — наконец-то спросила молчавшая Биру.

«А затем, чтобы слегка акклиматизировался и привязался… К нашему общему с тобой тельцу. Хочешь, скажу, что он сейчас предполагает? Он наверняка начал думать, что никакая ты не правительница Тиада-Атум, что тебя подсунули для того, чтобы начать его использовать. Во всяком случае, такие мыслишки в его голове уже завелись. Правда его поразит. С завтрашнего дня у него должен появиться другой «репетитор».

«А этого куда?»

«Слишком много он знает и видел. Утилизировать. Надеюсь, ты его пожалеешь, он будет утилизирован безболезненно? Я — за такой способ».

«Не можешь забыть?!.» — Если бы можно было мысленно передать злое шипение, Биру, наверное, предстала бы в образе змеи.

«А я вообще не забывчивый. Скоро и ты такой быть перестанешь, — «внутренний голос» стал почти ласковым. — Конечно, когда окончательно сольешься с моим разумом. Это будет, нескоро, но будет. А главное — «друзья» твоего любовника живы. И вот с этим надо как-то разобраться. Так что первое задание твоему Юсуфу практически готово».

Все эти разговоры о «полном слиянии» Биру терпеть не могла. Это что же значит — она пропадет напрочь, останется только оболочка, а ее мозг займет Старик — целиком и полностью, и это будет уже безвозвратно?

Нет, такого поворота было невозможно допустить. Но как?! Ведь все ее мысли Старик прекрасно может расслышать. Или не все? Или выход все же есть?

И почему эта тварь в ее голове все время напоминает тот эпизод с ее подругой? Чего он хочет добиться?

«Бунт? — это прозвучало не как вопрос, а как утверждение. — Против меня бунтовали многие. Да что там — почти все. Даже носитель прежней моей оболочки, которого ты и называешь Стариком. Видимо, так и должно быть, потом все успокоится».

«Внутренний голос» был почти что образцом кротости и смирения.

«Но пока ты мне нужна, Биру, в том качестве, в котором есть сейчас. Как, например, флакончик с феромонами — ты прекрасно понимаешь, для чего».

Она прекрасно знала и об этом. Выхода не было. Никакого.

Оставалось слушать голос Старика и подчиняться.

* * *

В то утро Юсуф проснулся совершенно бодрым.

Тяжелые сны не посещали его уже несколько дней, он даже начал успокаиваться.

Сегодня ночью не пришла и девушка. Впрочем, она-то его предупредила, коротко сказав: «Дела».

Тон был таков, что спрашивать, какие такие дела, оказалось бы просто нелепо. Государственные, надо полагать. Верховная правительница Тиада-Атум не царствует, зато управляет. Если, конечно, эта девчонка — действительно та, за кого себя выдает.

«Доверяй, но проверяй — даже самого себя, даже брата-лидера», — так учил прежний его хозяин. И Юсуф аль-Андалуси запомнил это с детства.

Итак, его зачем-то держат взаперти. Ему преподают местный язык — по неплохим программам, надо сказать. Да и наречие довольно простенькое. Ему говорят, что он — гость местной правительницы, притом сама она и говорит.

А еще за ним наверняка наблюдают. Возможно, считывается все — даже мимика. А быть может, за ним наблюдают и в тот момент, когда они остаются вдвоем с Биру: так она велела себя называть.

Странное имя. Он специально порылся в словарях — нашлось оно не сразу. «Биру-Кеми» — «взявшая силой» — странное имя для женщины. Мародер, что ли? Впрочем, здесь, как и на Земле, с именами творилась полнейшая ерунда и неразбериха: никто не вслушивался в значения, лишь бы звучало красиво. Древнее наречие, существовавшее до войны, мало кто вообще помнил.

Что о ней известно?

Только то, что сама пожелала сказать.

А если заглянуть в мысли… Он однажды попытался это сделать. И понял, что защита у нее — более чем профессиональная. Похоже, она рассчитывала на что-то подобное.

В любом случае, это отнюдь не простая девчонка. Возможно, и в самом деле правительница.

Юсуф поднялся вовремя — как раз в этот момент раздался стук в дверь. С ним и в самом деле обращались не как с узником — прежде чем войти, вежливо стучали. Правда, момент избирался всегда вполне подходящий, повода прокричать «Я занят, подождите!» у Юсуфа не случалось.

Вероятно, и в самом деле следили, а заодно давали понять пленнику, что — следят.

— Заходите, — проговорил он. Вероятно, это был солдат или сержант (он пока что плохо ориентировался в здешних званиях, да и главным было не звание, а номер на красном медальоне), который приносил еду.

Но на сей раз вместе с солдатом зашел офицер — знакомый Юсуфу, он был одним из расследователей.

— Что-то случилось? — спросил «не пленник, но гость».

— Ничего особенного. Сегодня — прогулка по городу. Я должен передать. — Он сделал резкий знак, и солдат немедленно испарился.

— Передать что? — спросил Юсуф, когда захлопнулась дверь.

— Личный индивидуальный номер. С ним вы получаете свободу передвижения. Ограниченную пока что.

Офицер явно не привык обращаться с пленниками вежливо, но тут для него настал особый случай — пришлось учиться этому на ходу.

Он осторожно достал из кармана медальон на цепочке и протянул его Юсуфу — почти церемонно.

— «То-18-4», — одними губами прошептал офицер Службы Спокойствия. Его полноватое лицо казалось почти что умиленным, словно он сейчас собирался благословить узника, неведомо за какие заслуги причисленного к лику святых. — Это очень высокая честь. По распоряжению Великой… По личному распоряжению!