— А зачем нам это? Наши земли богаты и плодородны, мы не используем проклятую магию, которая уничтожает все живое, вытягивает соки с земли, опустошая ее богатства. Мы едины с землей, а значит, и с самой жизнью, что течет по жилам каждого дерева, каждой, даже самой крохотной, мошки. Мы сильнее, быстрее, смелее, мы более неуязвимы. Были. Пока не пришли вы, плодящиеся, как крысы, как насекомые и не принялись вытеснять нас с плодородных земель. Мы заключили с вами мир, уступив вам обжитые места… И что вы сделали с ними за какие-то сотни лет? Думаешь, я не вижу, как тебе все здесь внове? Деревья, целебная сила источника… Вы исчерпали богатства земли, и когда опомнились, принялись заново насаждать леса, возделывать почву… Но было поздно. Земля утратила свое богатство, и тогда вы вместо того, чтобы отказаться от проклятой магии, решили истребить нас и снова занять наши земли!

Никогда никто из оборотней не говорил со мной так много и эмоционально. Мне показалось даже, что в уголках ее глаз заблестело, словно капли росы на желтых листьях, но Лил быстро заморгала, поднимая лицо к небу, и я смущенно отвернулась.

Я вспомнила святые писания, картинки, на которых страшные оборотни пьют кровь младенцев, и обмазываются ей для своих страшных ритуалов… Как звери скачут в диких танцах вокруг костров, размахивая отрубленными человеческими головами. Церковь и все святые писания учат, что оборотни — дети дьявола, само его воплощение на бедной грешной Земле. Страшные, дикие каннибалы, поедающие людей и друг друга, опасные животные, подлежащие истреблению, пока они не пришли и не истребили нас… Но здесь я пока ни разу не видела ничего подобного. Оборотни — конечно, дикие, непонятные, страшные. Но они не едят друг друга и людей, это, пожалуй, точно. А еще они любят своих детей, и вряд ли причинили бы вред чужим. И я… Чужачка, но вопреки всем учениям церкви, все ещё жива.

— Но нам всегда говорили, что к войне призываете вы, — пробормотала я.

Лил обернулась и невесело усмехнулась, она уже успела взять себя в руки.

— А как Церкви ещё призывать вас воевать с нами?

— Но как же это… — начала было я, когда раздался недовольный голос Виллы.

— Если исторический экскурс окончен, извольте идти быстрее!

Мы обогнули лестницу в тысячи ступеней, стремящуюся в самое небо, нырнули в узкий проход между развалинами.

Вилла дернула меня за рукав, приложила палец к губам и перешла на бег.

Лил осторожно подтолкнула меня в спину, и мы побежали. Стоило мне начать отставать, как Вилла с Фоссой взяли меня за руки и скорее понесли, чем потащили вперед. Изредка мои стопы касались земли, по бокам мелькали желтые и зеленые полосы, в которые превратилось пространство. Это продолжалось недолго. Держа меня за руки, Вилла и Фосса прыгнули в колодец. Не знаю, как я умудрилась не издать ни звука, даже когда подошвы больно ударились о землю. В следующую секунду за нами спрыгнула Лил. Женщины подняли лица вверх, принюхиваясь.

Я тоже потянула носом воздух, но ничего не почуяла. Зато услышала тихие голоса:

— Они где-то рядом, я уверен!

— Но их здесь нет…

— Значит, плохо ищем.

— Ты точно их видел?

— Я слышал запах…

— Запах! Забыл, где мы?

— Где?

— Это зачарованное место, здесь остановилось время. Проклятая магия. Ты мог чуять запахи самок времен Великой Охоты…

— Но я уверен… кажется, — возразил голос, отдаляясь.

Голоса стихли, но женщины прислушивались ещё какое-то время, прежде чем Вилла скомандовала:

— Пора.

— Мы уходим из города? — огорченно спросила я, когда мы вышли на окраину. Джунгли здесь пышные, в воздухе щедро разлит дурманящий аромат цветов, с бутонами с голову, над ними носятся стаи мотыльков и мелких, чуть не с горошину, птиц с длинными иглистыми клювами. Когда фиолетовая стайка со свистом пронеслась над моей головой, я испуганно присела, чем вызвала фырканье этих чванливых свободных женщин.

— И лучше, если сделаем это до темноты, — ответила мне Вилла. — Вряд ли ты обрадуешься встрече с пиренейцами.

— Пиренейцами? Это еще одна из ваших стай?

— Нет, это такие кошки, пятнистые и величиной с лошадь. И они не прочь закусить не только тремя свободными женщинами, но и одной человеческой самкой, — ответила за нее Лил.

— Дикие кошки! Этого только не хватало, — пробормотала я, чувствуя, что кровь отливает от щек. — У нас таких нет!

— Они водятся здесь, — сказала Фосса. — Всегда водились, а когда свободные покинули город, стали здесь полноправными хозяевами. Я чую их едкий запах повсюду!

Она наморщила нос и брезгливо скривилась.

— Зачем тогда мы пошли сюда? — спросила я, принюхиваясь. Вообще никакого запаха, кроме цветочного аромата, вот совсем.

— Чтобы сбить со следа остальных. Если кто-то, кроме красных и полярных, идет за нами, — пояснила Вилла.

— Ты в этом сомневаешься? — почти пропела Лил, почему-то оглядывая меня с головы до ног, и фыркнула.

— Меньше разговоров, — сердито цыкнула Вилла и первой устремилась в непроходимые заросли, ее мощные плечи тут же скрылись за буйной листвой.

* * *

Кочка, через нее надо перешагнуть. Яма, через нее — перепрыгнуть. Ствол. Обойти. Коряга — перелезть. Большая яма — перелететь на лиане. Над землей приподнимается гигантский корень — скрючиться в три погибели и подлезть под ним. Не смочь встать, подождать, пока меня возьмут сзади за плечи чьи-то руки, неважно, чьи, и поставят на ноги. Сделать шаг, когда легонько, касанием пальцев, подтолкнут в спину. Иначе сил делать этот шаг просто нет.

Мир сузился до размеров каждого следующего действия. Исчезли мысли, чувства, даже ломота в коленях, бедрах, пояснице, стопах… долго все перечислять, да и трудно, даже боль притупилась и словно снится. А во сне никогда по-настоящему не бывает больно. Кажется, когда-то давно, когда мысли и оценочное суждение еще было, кто-то заботливо снял с моих плеч заплечный мешок с нехитрым скарбом. И мне все равно, кто это был, и куда его дели, хоть бросили на землю. Впереди то и дело мелькает мускулистая спина Виллы, она идет, не оглядываясь, видно на меня ей смотреть противно, особенно сейчас, когда я не я, а какое-то жалкое существо на трясущихся ногах, с диким, затравленным взглядом. Еще недавно по щекам текли слезы от боли и усталости, но они кончились, оказывается, и на слезы нужны силы.

Видно, мысли заняли все внимание, потому что я сходу впечаталась в мшистый ствол, и осталась стоять, блаженно упираясь лбом в мягкую теплую поросль.

Славный ствол, славный мох, славная смерть, подумалось мне, а Вилла произнесла заветное:

— Здесь заночуем.

Я обернулась, нет, лучше сказать, перекатилась в вертикальном положении на спину и сползла по стволу вниз, вытянув перед собой гудящие ноги.