Матрос беспрестанно встряхивал головой, щуря мутные безумные глаза. Он сжал в руках пистолет.

— Близко они? — спросил Матрос.

— Да.

— Блядство… О черт… Началось!

— Что началось?

— Бомба… Накатывает…

* * *

Щукину показалось, что кто-то перерезал нитку, на которой свисала луна. Огромный желтый шар с выщербленной поверхностью грохнулся на пустырь и наполнил окрестности скрежетом разрываемой коры, шумом разлетающихся во все стороны булыжников и криками несчастных лунных обитателей, в одночасье лишившихся того, что они могли называть своей родиной.

Пять человек, показавшихся из темного сквера, успели подойти довольно близко — поэтому обезумевший Матрос расстрелял их почти в упор. Они даже не сообразили, что, собственно, случилось, и никто из них не успел достать своего оружия. Николай медленно вышел из машины и остановился, ошеломленный. Три трупа лежали совсем неподвижно, одно тело — поодаль — конвульсивно дергалось, а пятый подстреленный был, кажется, еще жив.

Он полз куда-то в сторону, подвывая от боли и страха. Он полз на одних руках, ноги его не слушались — видимо, пулей из пистолета Матроса ему перебило позвоночный столб.

— Крысы! Крысы! — завизжал Матрос и, гремя подкованными железом ботинками, полез на крышу автомобиля.

Щукин невольно отступил на шаг.

— Крысы! Крысы! — вскарабкавшись на крышу и утвердившись там, словно какое-то первобытное божество на своем алтаре, завопил Матрос. — Крысы! Крысы! Жрецы и мертвецы! Крысы!

— Санька! — негромко позвал Николай. — Матрос! — закричал он.

Ползущий прочь обернулся — сквозь кровавый туман и боль к нему долетело это имя.

— Матрос?.. — Щукин услышал, как он захрипел. — Что ж ты, сука, своих положил?.. Продался, гнида… Шеф из тебя теперь…

Матрос тоже услышал подстреленного. Завопив свое «Крысы! Крысы!», он прошил его пулей, и тот ткнулся головой в землю.

— Ничего себе, — прошептал Щукин, — так это он своих перестрелял, что ли? Значит, он и меня в таком состоянии…

Николай крепче сжал пистолет, поднял глаза и увидел, что Матрос стоит на крыше автомобиля, ссутулившись, широко расставив полусогнутые ноги. Он в упор уставился на Николая.

— Крысы? — неуверенно проговорил Матрос и, опустив пистолет так, что ствол смотрел прямо в лицо Николая, надолго замолчал.

Николай не знал, что ему делать, чтобы остаться теперь в живых. Бежать? Но тогда безумный Матрос точно пристрелит его.

Позвать его по имени? Последний из убитых Матросом уже пытался это сделать.

Правда, перед этим Саньку позвал Николай, но внимание одурманенного наркотиками человека на крыше автомобиля было еще приковано к вышедшим из тени сквера.

— Крысы? — повторил Матрос.

Николай сжал в руке свой пистолет и большим пальцем тихонько сдвинул рычажок предохранителя.

«Придется стрелять», — мелькнуло у него в голове.

— Опусти «ствол», — сказал Щукин Матросу как можно тверже, думая о том, сможет ли он отпрыгнуть в сторону, если в лице Матроса что-нибудь изменится или дрогнет рука. Успеет ли он поднять пистолет, прежде чем Матрос нажмет на курок?

Ураганный огненный шквал, налетевший со стороны глухой стены заброшенного завода, сбросил Матроса с крыши автомобиля.

Николай, едва успев оглянуться, несколько раз выстрелил туда, откуда показалась опасность, и кинулся на землю.

Отползая, он еще услышал несколько одиночных выстрелов, отчетливо простучала автоматная очередь. Со стены спрыгнули два человека и короткими перебежками бросились к машине, за которую успел уже отползти Щукин. Еще три головы показались на гребне стене.

— А вот и то самое нападение, о котором ты говорил, — произнес Щукин, не глядя на корчащегося на земле Матроса, — и которого так боялся твой хозяин…

Высунувшись из-за капота, Щукин прицелился и сбил одного из бегущих к машине. Вскинув руки, тот споткнулся, упал, покатился по земле и замер, раскидав в стороны руки и ноги. Второй тут же залег за едва заметную в темноте кочку. Николай заметил в его руках автомат.

С гребня стены долетело два выстрела. Щукин моментально юркнул обратно за капот, но успел увидеть, что еще двое прыгнули со стены на землю и спрятались за валяющийся у стены длинный полуразрушенный шлакоблок, похожий в сумерках на отрубленную конечность великана.

Теперь никакой неясной тревоги и нерешительности Щукин не испытывал. Ему угрожала смертельная опасность, но в руках у него был пистолет, а в груди твердая уверенность в благополучном исходе. Матрос корчился на земле, а за Лилю Щукин не опасался. Она все так же деревянно сидела на заднем сиденье автомобиля, но Николай знал, что напавшие на него стрелять в Лилю не будут: они ведь явились затем, чтобы забрать ее живой и невредимой.

Николай обернулся к Матросу. Тот хрипел и страшно вращал глазами, пытаясь подняться. Пистолет его валялся неподалеку. Щукин тут же подобрал оружие и переложил поближе к себе, чтобы Матрос не смог достать его.

Затем Николай выглянул из-за капота и сделал еще несколько выстрелов поверх голов залегших противников.

— Саня? — тихо позвал он. — Ты как? Где тебя зацепило?

— Крысы… — услышал он.

Прилагая неимоверные усилия, Щукин одной рукой попытался стащить с Матроса косуху.

Когда ему это удалось, он выглянул из-за капота и увидел, что едва не пропустил атаку нападающих. Он выпустил по бегущим к нему все оставшиеся в магазине его пистолета патроны. Один из нападавших громко вскрикнул и упал. Другие двое залегли.

На верхней плоскости стены заброшенного завода снова показались три головы.

Николай сунул бесполезный теперь пистолет в карман и пододвинул поближе к себе пистолет Матроса.

Матрос лежал неподвижно. Видимо, он потерял сознание от болевого шока.

Николай одной рукой наскоро ощупал его. Когда под ладонью стало мокро и горячо, Щукин выругался. Осторожно двигая пальцами, он исследовал рану. Пуля попала Матросу в правый бок — очень далеко от центра туловища. Николай перевернул Матроса на живот и нащупал еще одно отверстие — проделанное пулей, когда она вылетала из туловища Матроса.

— Ничего страшного, — прошептал Щукин, — но кровью истечь может. И какого хрена я с ним вожусь?

Тут ему пришлось снова высунуться из-за капота — он услышал быстрый шорох осторожных шагов. Одна пуля из пистолета Матроса — и опять стало тихо, только громко стонал раненный Николаем боец.

Тени на стене исчезли. Зато три головы появились за отрубленной конечностью полуразвалившегося шлакоблока.

«Трое — еще далеко, — начал считать Щукин. — А трое довольно близко уже… Одного из них я подстрелил — стонет. Видать, здорово зацепил. Итого — пять человек, представляющих реальную опасность. И одного — раненого — надо все-таки иметь в виду».