Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И не только я, остальные тоже. Это был общий, настоянный, изначальный страх. Ужас перед неизвестным.
Все с нетерпением ждали рассвета, и когда первые, ещё робкие лучи, похожие на травинки, что пробивают почву, выбирались из-за горизонта, мы позволяли себе расслабиться и вздохнуть. Казалось, спящие сильны только ночью и утром уже не страшно.
И вот теперь я видела их пробуждение, и оно великолепно. Они нисходят на землю звёздами и поют.
Игнорирую слепую восторженность Айринн. В песне звёзд мне слышится смерть, а я пока не планирую умирать. И терять тех, кого только что обрела, тоже.
– Инспектор, скорее увозите их отсюда. Вам нужно добраться до Летней губернии как можно скорее, – говорит судья Эйден и указывает вверх. – У вас будет неделя, чтобы активировать сильфиду.
Он строг и величественен, как статуя древнего бога.
Хочется кричать: что всё это значит? Но как всегда, объяснять некогда. Как всегда потом.
Бэзил торопит нас, и как только последняя из моих подопечных вскакивает на подножку омнибуса, взмывает в небо. Но не драконом, а лишь расправив огромные чёрные крылья. Ангел смерти.
Омнибус – самоходный. Впереди, на сидении с рычагами, шофёр, сзади, у котла с трубой, кочегар. Что один, что другой – рыжи, усаты и дородны.
Если высунуться из окна, что тут же и проделывают девочки, и перегнуться, то почти касаешься гигантских задних колёс. Честно сказать, транспорт не особо внушает доверие, но выбирать как-то не приходится.
А вот девочки рады, рассаживаются на сдвоенные, обитые красной кожей и с медными заклёпками, кресла, возбуждённо переговариваются. Каждая хочет к окну, смотреть на звездопад. Весёлые и бесстрашные.
И вот омнибус, махнув столице дымным шлейфом, отправляется в путь.
Всё время ёрзаю, кручусь, оглядываю салон, кусаю губы, – словом, не сидится, потому что на языке пляшут вопросы.
– Почему звёзды? – спрашиваю наконец.
Госпожа Веллингтон вздыхает.
– Спящие – боги, они должны заявить о себе ярко.
Отец по такому поводу говорит: «Понты стоят дорого». В данном случае – цена за чьё-то эффектное появление – целый мир.
Вздыхаю, любуюсь тем, как Зоя засыпает, положив голову на плечо Лэсси. Мысленно даю малышке в руки тряпичную куклу. Нужно будет раздобыть для неё такую. Интересно, тут есть магазины, где можно найти игрушки?
И тут слова «найти» и «отец» выстраиваются в цепочку. И я вспоминаю о своей миссии:
– А как же мне искать тетрадь Другой истории, если мы уезжаем от дома отца?
Но госпожа Веллингтон явно знает, почему не стоит переживать.
– Не волнуйтесь, – спокойно говорит она, – если его светлость и спрятал такую важную вещь, то уж точно не дома, где салигияры обыскали все углы. К тому же, отец Элефантий был его духовником. Так что шелтер вам стоит исследовать досконально.
– Но Бэзил говорил, она там. Закрыта заклинанием.
– Ангелы тоже ошибаются.
Усмехаюсь, смотрю в окно.
Задние колёса амортизируют на ухабах и рытвинах, салон покачивается, звёзды поют, и мне клонит в сон. Госпожа Веллингтон подаёт подушку, и, уютно устроившись на заднем сидении, засыпаю. Сон смывает волной, уносит в своё бездонье.
Падаю, гулко больно ударяюсь коленями о плитку пола. Слышу сверху:
– Неуклюжая!
Насмешливо, но не зло.
Поднимаю глаза, а надо мной склоняется… Бэзил и не Бэзил одновременно, словно его резкие черты кто-то отшлифовал, смягчил. К тому же – гораздо моложе и улыбается. А ещё выше – над ним и мною – стрельчатый свод здания.
Юноша протягивает мне руку и помогает встать:
– Не нужно торопиться в следующий раз, хорошо? – наставительно произносит он.
Киваю, отряхиваю фартук. Осматриваюсь. Деревянные скамьи, треснувший циферблат над входом, билетные кассы. Вокзал! Но пыль, паутинные занавеси, облезлая штукатурка и запах гнили – признаки того, что поезда отсюда не уходят уже давно.
– Видишь, нашла, а говорила: не смогу, не смогу. Всё можешь, если хочешь.
Только хмыкаю:
– Порой, обстоятельства сильнее нас.
– Пыф, – говорит он и засовывает руки в карманы, – эта отговорка лодырей и трусов.
– Тебе легко рассуждать, потому что не приходилось обводить вокруг пальца Агнесс и тётушку, чтобы вырваться.
– Ну я тоже удираю – от наставника, от брата, когда он дома появляется. Брат у меня – инспектор-дракон! Так что тоже рискую ради тебя!
– Ладно, Стивен, ты молодец! А я и правда бываю нытичкой! – умилостивленная, добрею. – Веди, показывай.
И Стивен манит меня за собой.
Мы проходим зал, с трудом открываем тяжёлую дверь и выходим наружу, на платформу.
– Тут только один путь, – говорю я.
– Да, – соглашается Стивен, – потому что тут проходил только один-единственный поезд.
– Но зачем для одного поезда строить целый вокзал?
– Для ожидающих. А их ого-го сколько было.
– А билетные кассы?
– Некоторые сдавали свои билеты, и их потом перераспределяли…
– И что, водились идиоты, которые отказывались от билета на поезд счастья?
– Ага, – он задирает голову, смотрит вверх. Небо у нас в Болотной Пустоши всегда одинаково серое.
– Но почему?
– Поезд уходил прямо в горизонт, а там – вставало и садилось солнце. Вот едешь ты на поезде в такую картину и жуть пробирает: сейчас рухнешь в этот пожар и сгоришь! Барыги этим пользовались. И под таким предлогом скупали билеты на «Харон».
– А ведь и правда, – испугано говорю я.
Рельсы тянутся до самого горизонта, а когда закат или рассвет – пламя разливается по всей линии, где небо касается земли.
Он смеётся – светло и добро:
– Ну и дурёха же ты, Айринн! Это просто оптическая иллюзия.
Я дуюсь, тогда он сгребает меня в охапку и прижимает к себе. Утыкаюсь в его жилет, пахнущий приятно, пряно и терпко, сжимаю красивую ткань и бормочу:
– Забери меня! Увези!
Он наклоняется, целует в макушку и уходит…
Тает…
Тяну руку.
За ним, к нему.
И падаю вновь.
Чтобы проснуться.
Сижу на полу, в пене нижних юбок, растерянная и растрёпанная, и девочки смеются, глядя на меня. И даже госпожа Веллингтон, всегда такая чопорная, фыркает в надушенный платок.
Только мне невесело, в душе воет северный ветер потери.
«Если я буду падать, ты подхватишь?»