Никаких сомнений в том, что все неприятности последних двух дней намертво связаны с двумя женщинами, не было. Корневич предложил не надеяться на то, что подруги сбежали и спрятались, а выстраивать версию, полагая, что они уже ликвидированы. Спасать, так сказать, свою шкуру. Хрустов оптимизма по поводу возможности спасения собственной шкуры не разделял. Так же, как и пессимизма по поводу смерти Сусанны и Веры.

– Ты слишком уверен в непобедимости конторы. А ведь там работают такие же люди, как мы. Давай исходить из этого. Такие же, если не глупей, я ведь считаю себя достаточно образованным и умным человеком, покажи мне кого-нибудь из нашего отделения, кто мог бы сказать такое про себя. – Корневич в очередной раз пронаблюдал за мелькающей в дыре пяткой, вздохнул и закрыл глаза. – Сними носки.

– Я не могу даже представить, как можно избежать приговора конторы. – Хрустов послушно стянул носки и пожал плечами. – Сначала нужно попытаться понять, во что конкретно мы влипли. Исходя из этого…

– Неправильно, – перебил его Корневич, – сначала, не обращая внимания на обстоятельства, поставим перед собой абстрактную задачу. Я приговорен. Ты приговорен. Не по умыслу, не по предательству, а просто потому, что случайно сунули нос туда, куда нельзя было совать. Единственный способ остаться в живых – это шантаж. Сделать вид, что мы в курсе да еще владеем информацией особой важности.

– Что это за информация особой важности? – подозрительно спросил Хрустов.

– Да понятия не имею! Меня привезла в морг машина «Санитарной службы». Слыхал про такую? И я нет.

– Выснить, что это за санитарная служба? – оживился Хрустов.

– Дурак, – устало сказал Корневич. – На кой черт тебе тормошить гробовщиков? Это отдельная структура, так же, как мы, получает приказ, работает, отчитывается.

– Тогда кого вообще мы можем, как ты говоришь, шантажировать, если даже не знаем, за что нас пытаются ликвидировать?!

– Это уже вопрос по существу. Отвечаю. Кого именно, определяем методом тыка. А что нам терять? – повысил голос Корневич, стараясь погасить злость и недоумение Хрустова.

– Даже метод тыка, – перешел на шепот Хрустов, – должен иметь хотя бы какие-то предположительные границы! Мы не можем тыкать в тридцать два отдела Конторы!

– В тридцать два и не надо. Ну-ка припомни, кто примчался к этому дому, когда было получено сообщение о смерти шведа Шкубера? – Корневич постучал ладонью по подлокотнику кресла.

– Наш полковник, – неуверенно стал загибать пальцы Хрустов, – потом этот, из милиции из отдела убийств…

– А на чем приехал наш полковник? – вкрадчиво поинтересовался Корневич.

– «Волга» начальника по контрразведке. В машине было четверо.

– А ты говоришь – тридцать два! – Корневич стукнул себя по колену и встал. – Трое, всего трое. Одевайся.

– Трое? – Хрустов неуверенно натягивал носки.

– Водитель! – назидательно объяснил Корневич. – Да включи ты мозги! Водитель и еще трое были в машине, которая приехала к платной московской шлюшке сразу же после смерти ее клиента иностранца! Кто был в машине? Заместитель начальника по контрразведке, наш начальник и еще? Кто еще?

– Я не видел, – оживился Хрустов, – но ты молодец, только сейчас я понял, как это действительно странно. Такой странный набор желающих разобраться в заурядной ситуации.

Они звонили из автомата в переулке. Предварительно не репетируя, Корневич дождался, когда дежурный соединит его с приемной начальника по контрразведке, представился и, медленно цедя слова сквозь стиснутые волнением зубы, сообщил, что ему известно местонахождение разыскиваемых женщин и он имеет собственную разработку по данному делу.

– Какому делу? – потряс его за плечи Хрустов, когда сразу после своих слов Корневич повесил трубку.

– Пока не знаю. Не мешай. Нервничаю, – он набирал номер своего отдела. Повторил почти все дословно. Повесил трубку без предупреждения. Они потоптались, отслеживая секунды.

– Осталось не больше двух минут, – Хрустов осматривал пустынную улицу, жидкий свет фонарей и прикидывал, как будут они лежать здесь на асфальте, располосованные очередями из проезжающей мимо машины. – Одна и сорок, они уже едут, если едут.

Корневич опять набрал номер отдела контрразведки. Как только назвал свое имя, пискнул зуммер, Корневич знал этот звук – срочное соединение по коду, в данный момент в код было объявлено его имя. Треск, странные помехи и спокойный голос: «Ваши условия. Как с вами связаться?»

– Завтра, – сказал Корневич, повесил трубку, повернулся к совершенно замерзшему в эту теплую летнюю ночь Хрустову и показал большой палец.

– Уходим, – Хрустов потащил майора за рукав.

– Двадцать секунд! – Тот торопливо крутил диск, набирая второй номер.

Он потратил эти двадцать секунд с пользой: исключил возможного противника и выслушал отработанный мат, как только произнес свое имя. Ему сообщили, что майор Корневич умер, а та сука, которая…

Они побежали за ближайшую пятиэтажку, Корневич упал и расшиб коленку. Хрустов тащил его, ухватив под мышки, Корневич отталкивался здоровой ногой. Они заползли в щель между гаражами и смотрели из-за кустов, как по дороге медленно катит желтый фургон с мигалкой и синей надписью на боку. У телефонной будки фургон притормозил и покатил дальше.

– А вот интересно, – сел на землю рядом с Корневичем Хрустов, – пристрелили бы тебя сейчас, к примеру, что тогда? Пришел бы ты завтра с утречка с бутылкой пива?

– Не пристрелили бы. Усыпляющий шприц с ампулой, это да. Это я еще могу как профессионал предположить. Я же теперь нужен живой.

– Ну как же я забыл, – разошелся Хрустов, – мы же теперь имеем собственную разработку и где-то прячем женщин!

В шесть утра майор Корневич и капитан Хрустов, посетив ванную и туалет в порядке субординации, оделись и напоследок придирчиво осмотрели друг друга. Видок у обоих был ужасный: после звонков из автомата на улице поспать так и не удалось, хотя Корневич, исследовав содержимое аптечки в ванной, предложил Хрустову отличное снотворное. Хрустов предпочел маленькую бутылку виски с устрашающей надписью на английском. В семь тридцать Хрустов сидел в припаркованной к обочине машине напротив Конторы и слушал, как потрескивает микрофон. Корневич понес на себе в Контору прослушку. Хрустов слышал разговор, натужное, с хрипом дыхание Корневича. Он замер и приготовился к худшему, но кто-то там, за стенами Конторы сказал «чисто, пройдите в кабинет».

В кабинете было двое.

– Слушаем вас, – сказал высокий и лысый человек за столом.

Корневич оглянулся, выбрал стул подальше от сидящего, уселся с комфортом и извинился:

– Прошу прощения. Я сяду. Поскольку вы в штатском, я не могу определить ваше звание. Если вы старше меня по чину, тогда примите извинения. Если младше, прикажите подать кофе. Плохо спал.