– Конечно. – Ишлинак небрежно взмахнул рукой, не отвлекаясь от тарелки. – Валяй удиви меня.

– Чтобы ты держал рот на замке. Не разболтал спьяну в «Голове ящера», как вломился в храм Цитадели с Драконьей Погибелью на пару.

В ответ раздалось уклончивое хмыканье.

– А байка-то неплохая. Стоит нескольких кружек пива.

– Эй. – Эгар щелкнул пальцами у него перед носом. Заставил взглянуть себе в глаза. – Слушай сюда, ишлинак. Двадцать. Сверх оплаты. Рот на замке. Я хочу, чтобы ты поклялся на крови.

– Да ладно, ладно, Драконья Погибель. Расслабься. Я тебе просто голову морочу. Клянусь кровью, на, получай.

– Хорошо.

Эгар опять откинулся на спинку скамьи, уставился на Мост Черного народа и реку, пока его спутник ел. День перевалил за середину, и полуденная жара спадала, предвещая вечер. Драконья Погибель глядел на оживленные потоки, движущиеся по эбеновой поверхности моста: повозки, всадники, тьма пешеходов. Кое-где на солнце блестели шлемы и кольчуги солдат. Рабы, покрытые пылью, спотыкаясь, вереницей брели в город: их долгий путь подошел к концу.

Он ухватил мысль за хвост. Снова взглянул на Харата.

– Эта рабыня… Думаешь, она что-то знает?

Ишлинак, не отрывая взгляда от тарелки и продолжая жевать, ухмыльнулся.

– О, она много чего знает, брат. У нее в запасе парочка таких трюков, ой-ой-ой…

Он покачал головой в смущенном восторге.

– Даже так?

– Даже так. – Харат проглотил прожеванное и потянулся за хлебом. Перегнувшись через стол, взмахнул рукой, в которой сжимал оторванный кусок. – Слушай, должен признаться, что за последние пару лет у меня девок было больше, чем у старшего сына вождя за всю жизнь. Я, наверное, побывал в каждом борделе от Дхашары до Демлашарана. И все равно это был один из самых славных перепихонов, какие у меня случались.

Эгар такое уже слышал – Уранн свидетель, он и сам нес такую же чепуху, когда ему было столько лет, сколько Харату. Но на всякий случай…

– Она попросила у тебя что-нибудь взамен?

Ишлинак рассмеялся.

– Еще бы, а ты как думаешь? Чтобы я ее оттуда вытащил. О чем еще может просить рабыня?

– И что с ней случилось?

Харат принялся вымазывать подливу оторванным куском хлеба, пожал плечами и не поднял глаз. Потом покачал головой, жуя.

– Не знаю, я ее больше не видел. А что?

Рингил и Эрил посмотрели друг на друга. Их мечи с плащами и прочим остались в комнатах. Эскиат произнес негромко и беззаботно:

– Солдаты, значит.

Эрил демонстративно откинулся на спинку скамьи.

– И чего им надо, малый? Это Стража?

Мальчик покачал головой и опять облизал губы.

– Нет, милорды. Они наемники.

Во взгляде, который он устремил на двух клиентов, сквозила мольба. Война здесь закончилась не так давно. Стены Хинериона неплохо держались в битвах с Чешуйчатым народом, но последовавшие приграничные стычки между имперцами и Лигой обошлись местным дорого. Оттого все трактирщики в этих краях мудро считали, что от мундиров или номинальной преданности кому бы то ни было ничего не зависит: если видишь человека с оружием и шрамами, считай, перед тобой голодный дикий пес. Покорми и напои с опаской, веди себя так осторожно, словно несешь драконьи яйца, и никогда – никогда! – не становись между соперничающими стаями.

– Ладно, – сказал Рингил, вставая. – Сейчас мы выйдем и поговорим с ними. Переживать не о чем.

Выбираясь из-за стола, он на мгновение задался вопросом – пусть жалость к себе и была в его положении роскошью, – не обиделся ли демонически коварный Даковаш на смертного наглеца и не подставил ли его, нашептав план с приездом в Хинерион и вселив надежду, чтобы «колдуна-северянина» поймали тут, будто крысу, и швырнули в темницу, где он подохнет, вопя от ужаса.

Его пробрал озноб.

«Гребаная простуда…»

В главном зале, с его дымным воздухом и озаренным свечами мраком, он разглядел с полдесятка массивных фигур, рассеявшихся по всему помещению. Их силуэты украшали безошибочно узнаваемые выступы торчащего оружия у бедер и над плечами, а посетители таверны инстинктивно их сторонились. Один или двое лениво издевались над клиентами и обслуживающими их девушками. Чмокали губами и делали вид, будто что-то всасывают, пока служанки с подносами, нагруженными посудой, протискивались мимо, стоически терпя неизбежное щупанье. Громила, вооруженный боевым топором, подсел к каким-то бедолагам и обращался к ним с притворным дружелюбием и назойливыми замечаниями, которые требовали капитулировать с жалкой улыбкой либо оскорбиться и полезть в драку.

Проходя мимо, Рингил задел плечо наемника бедром с такой силой, что тот запнулся, не договорив, и чуть не упал, когда локти съехали со стола.

– Эй!

От неожиданности вопль оказался высоковат для грозного рыка. Но потом наемник вскочил с пугающей грацией умелого бойца, повернулся и, схватив Рингила за руку, рванул его обратно.

– Какого хе…

И осекся, встретившись взглядом с обидчиком.

Они находились достаточно близко, чтобы вонючее дыхание наемника осело на лице Гила – тот ничего не говорил, просто смотрел, – словно нечто вещественное, и он почувствовал, как смрад застывает, пачкая кожу.

На краткий миг показалось, что у него за спиной выросли черные крылья.

Наемник сдался. Опустил глаза, убрал руку. Отвернулся и пробормотал:

– Смотри, куда прешь.

– То же самое можно сказать и о тебе, Венж, – добродушно пророкотал знакомый голос. – Ты говорил, что во время войны служил в егерском полку. Разве там не учат постоянно следить за окружающим пространством или другой похожей ерунде?

Это был тот самый бритоголовый удалец из конторы охотников за головами. Он возник рядом с наемником, вооруженным топором, предостерегающе вскинув руку поперек груди товарища – жест выглядел в равной степени сдерживающим и защитным. Он был выше, чем Рингилу показалось во время того разговора; улыбался с уверенностью человека, привыкшего быть главным в любой комнате.

– Как дела, Шеншенат?

– Все, э-э-э, нормально.

– Я Клитрен. Из конторы охотников за головами.

Рингил напомнил себе о необходимости изображать ихельтетский акцент.

– Помню. Пришел за мной?

– Да, тут такое дело… – Охотник за головами дернул себя за изуродованное ухо. – Понимаешь, кое-кому из нас надоело ждать, пока Крепость вывесит список. Мы выдвигаемся на рассвете – посмотрим, удастся ли выманить эту бандитскую мразь из леса, а насчет имен побеспокоимся потом. Я подумал, вдруг ты захочешь присоединиться.