— Папочка, почему ты не сказал, что вернулся?

Закари Смит обнимал ее, целуя волосы.

— Я прибыл всего несколько минут назад, Бэби.

— Все равно должен был сообщить. — Красавица возмущенно затопала каблуками, взметнув белое кружевное платье. — А тобой, Лестер Грейвенхольц, я очень недовольна. Ты тоже должен был мне сказать, что он возвращается. А теперь ты находишься в самом верху моего списка кандидатов на порку.

У громилы покраснели кончики ушей.

Полковник рассмеялся, поднял девушку и закружил. Она взвизгнула, едва ее ноги оторвались от земли, откинулась назад, и светлые, как мед, и блестящие, как шелк, волосы, пронизанные светом походных фонарей, окружили голову красавицы сияющим ореолом.

Они кружились и кружились. Полковник смеялся вместе с девушкой. На вид ей было немногим более двадцати. Достаточно высокая, загорелая до цвета пекана, с крепкой грудью. А лицо… Мозби просто представить не мог, какой красивой может быть жена Полковника. Закари Смит наконец опустил ее на землю, и они, запыхавшись, покачиваясь от головокружения, сжали друг друга в объятиях.

— Простите, забыл о приличиях, — произнес диктатор, отдуваясь. Он отвесил едва заметный поклон. — Малыш, позволь представить тебе Джона Мозби. Мистер Мозби, позвольте представить мою жену Бэби.

Красавица с улыбкой протянула искателю руку. Во взгляде ее сочетались удивление и кокетство.

— Мистер Мозби, — произнесла она, — закройте рот, пока вам на язык не сел огромный слепень.

Черт побери. Ракким заметил полицейскую машину, лишь въехав на площадку позади «Пиггли-Виггли». Она стояла за складским навесом, в темном месте, и не была видна с дороги. Слишком поздно. Он не мог просто развернуться и уехать, даже не заглянув в закусочную. Полицейские, вероятно, сидели внутри, наблюдая за парковкой. Они бы сразу обратили внимание на столь подозрительное поведение.

— В чем дело? — Лео уже научился быстро распознавать малейшие изменения в поведении Раккима.

Бывший фидаин проехал мимо беспорядочно расставленных грузовиков и фургонов и не без труда втиснулся на свободное место возле полноприводного дизеля с бронированной решеткой и лебедкой в кузове. По другую его сторону стояла жаровня, полная тлеющих углей, распространявшая вокруг себя аппетитный запах жареного мяса. Под ней находился огромный аварийный генератор. Фасад здания покрывала давно выгоревшая на солнце и облупившаяся желтая краска. Кроме нее в свете флюоресцентных фонарей парковки на стенах и окнах ясно различались уже засохшие потеки, оставленные пикирующими воронами.

— В чем…

Ракким наотмашь ударил толстяка ладонью.

Лео вскрикнул, схватился за щеку. На глаза его навернулись слезы.

— Ты чего?

— Что ты сейчас чувствуешь? Злость? Бессилие? — Бывший фидаин непринужденно пресек попытку толстяка дать сдачи. — Беспомощность? — Он продолжал наблюдать за площадкой. — Да, именно это чувство пожирает тебя изнутри. Так и должен чувствовать себя человек в ошейнике. — Поймав юношу за подбородок, Ракким повернул его голову. Отпечаток ладони приобрел огненно-красный оттенок. — Чернорабочими в таких кафе обычно служат люди, подобные тебе. Если кто-то из них увидел, как ты получил по морде, для него не будет секретом, что ты чувствуешь. Возможно, их сострадание окажется нам полезным. — Он выбрался из машины, захрустев гравием. — Внутри сидят местные полицейские. Не забудь, как ты должен себя вести.

Лео сжался.

— Полицейские?

Ракким щелкнул пальцами.

— Шевелись.

Пока толстяк вылезал из автомобиля, бывший фидаин успел заметить судомойку, взглянувшую на них через приподнятые жалюзи. Он по-крабьи заковылял к закусочной, сильно подволакивая ногу. Лео тащился следом, отставая на один шаг.

У входа посетителям улыбалась стоявшая на задних ногах терракотовая свинья в красных штанишках. Ракким на удачу похлопал ее по пятачку. Слой глазури на месте прикосновения вытерся от тысячи таких же похлопываний. Он усмехнулся. Все люди молятся в церкви и мечети, пытаясь подлизаться к Богу, так почему бы и ему потрогать за нос глиняную хрюшку? Вдруг в небесном вместилище удачи найдется пара капель для жаждущих вроде него.

Музыкальная система ревела «Sweet Home Alabama».[20] Ее постоянно крутили едва ли не в половине всех притонов и кабаков пояса. Как рассказывала Сара, в начале Гражданской войны песня служила боевым маршем армии южан. После заключения перемирия ходили разговоры, будто ее хотят сделать национальным гимном, однако представители других штатов пояса заартачились, и в итоге победила «Вперед, солдаты Христа».[21] Сам Ракким проголосовал бы за «Милый дом».

За первой дверью раздался тонкий писк. Клерк в оружейной комнате, слишком увлеченный игрой на карманном компьютере, даже не поднял головы. От посетителей его отделяло толстое стекло, а в стеллажах за спиной виднелись снабженные бирками дробовики, штурмовые винтовки и пистолеты. Ракким ждал. Прижатый к предплечью фидаинский нож не содержал ни единой молекулы металла. Его не брали никакие сканеры, в том числе и предназначенные для поиска оружия из графитных композитов. Наконец и вторая дверь с писком распахнулась.

Ракким походя кивнул висевшему над стойкой флагу, приложил руку к сердцу. Не слишком демонстративно. Воины-тени, впервые попав на территорию пояса, иногда вели себя чересчур патриотично. Опасная ошибка. Южане любили страну и Господа, любили так сильно, что эта любовь становилась их второй натурой, естественной, как дыхание, а излишне подчеркнутая демонстрация подобных чувств немедленно привлекала взгляды. В закусочную набились охотники, студенты и водители грузовиков. Полицейских Ракким пока нигде не увидел. Практически все, вытянув шеи, пялились на стенные экраны, где передавали репортаж с «Мадбоул XXXVI». Мониторы здесь отличались великолепным качеством. Ни один из телевизоров, официально продающихся в Исламской республике, не мог выдать такого же четкого и контрастного изображения. Стоило ли удивляться, почему заведение не испытывало недостатка в посетителях даже в поздние часы. На экранах месили грязь шипованными колесами около десятка багги. Коричневая жижа, взметнувшись пятидесятифутовым фонтаном, толстым слоем покрывала тела едва одетых участниц состязания.

Женщина за стойкой, разливавшая кофе, кивнула Раккиму и указала на пару свободных мест. Едва они сели, перед ними тотчас материализовались дымящиеся кружки. Отодвинув свою в сторону, бывший фидаин заказал земляничный коктейль с двойной порцией солодового молока. Губы, произносившие просьбу, словно принадлежали другому человеку.

На экране возникло увеличенное изображение перемазанной блондинки, пославшей багги в прыжок. Ноги ее оторвались от подножек, а сама она с развевающимися волосами летела в горизонтальном положении в течение целых пяти секунд.