Раздались новые шлепки по шее и щекам.

— Ничего не видно, — проворчал Лео.

Утро еще не наступило. Дым от горящих морских буровых установок делал ночь намного темнее. Самому Раккиму света вполне хватало. Он без особого труда мог разглядеть спящего у пристройки часового. Боец свернулся калачиком рядом с тлеющей жаровней, спасавшей его от утренней прохлады.

— Оставайся здесь.

Бывший фидаин пополз по траве. Он работал коленями и локтями минут десять. Гигантские синие сухопутные крабы пробегали мимо него в сторону заиленного пляжа. От них разило гнилью, а клешни угрожающе щелкали. Добравшись до берега, Ракким заметил анаконду никак не меньше двадцати футов. С началом великого потепления сюда мигрировали всевозможные твари из Южной Америки: кайманы, пираньи, морские змеи и белоснежные хищные орхидеи, никем доселе не виденные. Он поднял голову над травой.

Часовой не шевелился. Бывший фидаин подполз ближе. Теперь он мог различить храп и увидеть, как поднимается и опускается грудь спящего. Вероятно, один из солдат нерегулярной армии Полковника. Без формы, но с какой-то эмблемой на воротнике и пневматической винтовкой под рукой. Самое лучше стрелковое оружие в поясе. Сменяемые баллоны и магазин барабанного типа обеспечивали ей скорострельность двести сорок выстрелов в минуту в автоматическом режиме. Человек с таким ружьем мог остановить атакующего носорога или целый взвод противника. Полковник еще мог простить сон на посту, но часовой, выпустивший из рук оружие, подлежал расстрелу. Итак, Закари Смит доверял людям, оставленным присматривать за семьей Мозби. В противном случае им бы не выдали столь дорогие игрушки. Видимо, поработав няньками пару недель, ребята немного расслабились.

Ракким и Лео прибыли в Кеннер сутки назад. Городок крохотным пятнышком притулился на берегу залива. Из общественных заведений здесь имелись только дешевые пивные да притоны для искателей, живших за счет добытых в затопленном городе разнообразных ценностей. В Кеннере оказалось довольно много людей с ошейниками. Кабальные приводили в порядок лодки или работали грузчиками. Никто не обращал на Лео ни малейшего внимания. Уже вечером Ракким угощал пивом кое-кого из членов команды Мозби — крепких ребят с просоленными лицами и руками. Бывший фидаин заявил, будто хочет нанять их вместе с боссом. «Я слышал, вы — самые лучшие». Команда кивнула, заказала еще пива, а потом сообщила, что Джона нет в городе и неизвестно, когда он вернется. Всего несколько часов назад мнимый работодатель проводил домой тощего каджуна по имени Хэмптон, замещавшего Мозби, который поведал ему о четырех вооруженных мужчинах, остановившихся в доме босса на берегу Синей заводи. Они называли себя солдатами и явно были не местными. Вполне возможно, они вообще были янки, судя по тому, как они жаловались на погоду и насекомых. Хэмптон и команда, конечно, решили бы проблему, солдаты они или нет. Они бы выгнали их и из дома, и из города, но Аннабел сказала, что ей не нужны неприятности. А еще она сказала, что сам Джон попросил их не приближаться к его дому и обещал вернуться до начала сезона ураганов.

Ракким тихонько обогнул переделанный под жилье амбар. Ветер в баньянах и то производил больше шума, раскачивая свисавший с ветвей испанский бородатый мох. Глядя на него, Ракким представлял себе средневековые турниры, несущихся во весь опор рыцарей с направленными строго вперед копьями. Древние войны, древние воины, древняя тактика. Безрассудно храбрые лобовые атаки. Выживали осторожные. Вероломные торжествовали.

Задняя дверь валялась в траве, сорванная с петель. Бывший фидаин подобрался ближе с ножом в одной руке и пистолетом в другой. Из проема доносился дружный храп. Он замер у входа. Пахло только людьми. Отлично. Незаметно подкрасться к животному намного сложнее. Быстро заглянув в помещение, Ракким подался назад. Три человека. Двое спали в глубине на соломе. Возле самого дверного проема устроился мускулистый горец с ожогом в половину лица. Только он лежал на матрасе. Ясно, кто из них лейтенант. Трое внутри, один на посту, всего четверо. Если, конечно, Хэмптон не ошибся.

В соседнем строении зажегся свет. Ракким замер. Через несколько секунд он проделал обратный путь, тщательно заметая следы. Дрожащий от холода Лео лежал там, где его оставили. Толстяк даже не заметил возвращения бывшего фидаина. Не проронив ни слова, Ракким направился к жилой части дома.

До него доносился звон столовых приборов, грохот кастрюль и сковородок. Он заглянул в окно. Аннабел Мозби стояла у плиты. Кроме нее, на кухне никто не присутствовал. Забранная сеткой дверь в боковой стене оказалась заперта, однако тонкое лезвие фидаинского ножа легко поддело защелку. С пружиной пришлось повозиться. Она заржавела из-за влажного воздуха. Ракким прислушался к движениям Аннабел на кухне, изучил их размер и темп, который она бессознательно установила для себя, перемешивая деревянной ложкой в толстом глиняном горшке что-то густое. Затем раздался звук воды, льющейся в металлическую емкость. Бывший фидаин впитал ритм, добившись полной синхронности движений, и толкнул дверь в тот момент, когда литая кастрюля скользнула по решетке над горелками. Сетчатая створка тихонько скрипнула, закрываясь за ним, но Аннабел ничего не услышала.

Ноги ступали по кипарисовым доскам, а ноздри улавливали запах жареного бекона и печенья из кислого теста в духовке. Кто-то заворочался в соседней комнате, зевнул и повернулся на другой бок, шурша простынями. Наступила его любимая часть всех операций. Изучение распорядка дня. Проникновение на личную территорию. Слияние. Бесшумное, словно поцелуй. Суть подготовки воина-тени сводилась к способности, переняв манеры и поведение объекта, незаметно заполнить собой свободное место в его повседневной жизни. Пытаться кого-либо обучить подобному не имело ни малейшего смысла. Можно было лишь подстегнуть врожденную способность отключать на время собственное сознание, выходить за пределы своей личности.

В качестве выпускного экзамена воину-тени надлежало, оставшись незамеченным, приблизиться к одному из инструкторов в нерабочее время и похлопать по плечу. Где угодно: в любимом ресторане или кафе наставника, его машине, мечети. Ракким трое суток наблюдал за домом инструктора из соседнего здания. Потом еще два дня и две ночи неподвижно лежал на крыше, сквозь пуленепробиваемые стекла изучая все, происходящее внутри жилья. Когда на третье утро жена наставника привычно вышла во двор покормить птиц, Ракким бесшумно слетел на землю, перемахнул через ограду и нырнул в дом. Вечером, едва семья расселась к ужину, дверь платяного шкафа незаметно приоткрылась, а спустя несколько секунд чья-то рука похлопала по плечу старшего из мужчин. Курсант Эппс поклонился инструктору и попросил у него благословения и тарелку супа.

Аннабел, тихо напевая, разлила чай по двум кружкам. Над плитой висело простое распятие. Семейные голограммы, запечатлевшие Мозби, со смущенной улыбкой держащего за руки жену и дочь, скромно притулились в уголке. Потолок кухни украшала жестяная чеканка, а в окнах темнело пузырчатое каджунское стекло — трофеи, добытые в глубинах Нового Орлеана. Столешницы из мыльного камня оккупировал целый зверинец. Бумажные фигурки журавлей застыли рядом с утками, оленями и кошками. С потолка свисали три склеенных из картона геометрических тела странной формы. Сформулировать их названия Ракким бы не взялся даже приблизительно. Они блестели и вращались в потоках теплого воздуха. Бывший фидаин покинул нишу рядом с боковой дверью. Аннабел стояла к нему спиной. Кожу на ее шее прорезали мелкие морщинки. Возраст с усталостью давали о себе знать. Время всегда побеждает в гонке с человеком. Она вздохнула, положила сахар в кружку и принялась размешивать.